у меня просто на лоб полезли:
– То есть, ты хочешь, чтобы я стал необразованным альфонсом? – Я не выдержал и вскочил со стула, – Объясни, за что ты меня так ненавидишь?! Что я тебе такого сделал? В конце концов, я на этот свет не просился!
– Да вот лучше бы ты не родился вовсе. От тебя одни проблемы. Ты то и дело пытаешься поссорить меня с Виктором! Как я должна к тебе относиться?
– Я не пытаюсь сказать того, чего нет на самом деле! С 11 лет я терплю сексуальное насилие по отношению к себе, а ты закрываешь на это глаза, потому что не хочешь верить! Ты права, лучше бы я никогда не появлялся на этот свет!
Я не смог держать себя в руках, к глазам подступили слезы, и я побежал на кухню. Там была аптечка с кучей лекарств. Мать плохо спала, и постоянно пила снотворное, причем рецептурное. Его у нас было в избытке. Я вбежал на кухню, открыл подвесной шкаф, и достал аптечку. Там я нашел снотворное и какие-то транквилизаторы. Я налил себе стакан воды из крана. И дрожащими руками высыпал горсть таблеток на ладонь. Умирать не хотелось, если бы ты знал, как не хотелось! Но я больше не мог выносить этот ад.
Я держал таблетки в руках, а рядом стоял стакан с водой. Когда я уже принял решение выпить таблетки, на кухню вошла мать.
Что она сделала, как думаешь? Нет, она меня не остановила. Вместо этого она сказала:
– Можешь пить эти таблетки и вообще делай, что хочешь, мне плевать. Всем только лучше будет без тебя.
Это почему-то меня остановило. Я положил таблетки на стол, вышел в прихожую, надел сапоги и свое любимое клетчатое черное пальто.
Я не помню даже, как вышел на улицу. Я даже не взял с собой телефон. Слезы замерзали на морозе и высыхали на ветру. Я шел, куда глаза глядят, и так дошел до школы. Там я зашел на спортивную площадку, залез на турники, на которых можно было сидеть, как на лестнице.
Я просто сидел там, и смотрел вниз, размышляя о том, в каком безвыходном положении я нахожусь.
Я не мог никому рассказать о том, что происходит в моей жизни – мне просто было стыдно. Уйти из дома мне было некуда, там оставаться было мучением, и жить, в общем-то, тоже было мучением.
Но что мог сделать подросток в 15 лет?
Единственным глотком свежего воздуха была наша дружба. Но, когда мы встречались где-то, или когда я приходил к тебе в гости, я всегда понимал, что это временное облегчение, а дома меня ждет настоящий ад.
Пока я сидел на турнике, у меня замерзла голова, и я надел капюшон. Мне очень хотелось в тепло. И в кармане, к моему счастью, оказались деньги.
Я слез с турника и пошел в сторону метро.
Если честно, я шел на совершенном автомате, и как дошел до Девяткино, вообще не помню. Но в метро было долгожданное тепло, и мало народу.
На станции тоже было не очень людно. Я дождался своего поезда, зашел внутрь и устроился в самом дальнем углу.
Под мерный стук колес я практически задремал,
