суррогатной мамой. Вы прекрасно знаете расценки. Так что давайте разойдемся по хорошему? Вы вернете нам сына, мы поможем вам финансово.
Я отрицательно машу головой.
Когда-то я согласилась на это дело. Готова была родить и отдать. Тогда я еще не знала, что такое материнский инстинкт, и была уверена, что с легкостью смогу расстаться с рожденным мною ребенком.
Как же я ошибалась!
У Кравицкого куча денег. Если его жена не желает рожать сама, он может снова заказать себе малыша. Раз уж опять захотелось поиграть в отцовство.
А Илюшу я им не отдам!
– Это мой ребенок. И ни за какие деньги я его продавать не собираюсь. Мне кажется, я ясно дала это понять!
– Пять миллионов? – повышает ставку Герман. – Десять?.. Долларов! – бьет по столу кулаком.
Я вздрагиваю, а вот Илюше нравится этот жест, и он, заливаясь смехом, пытается, как папа, стукнуть кулачком себе по коленке.
Герман переводит взгляд на ребенка. Смотрит пристально. И черты лица невольно смягчаются, превращая его из небожителя в простого и привлекательного мужчину.
Я тут же одергиваю сама себя. Еще Кравицким восхищаться не хватало! Он может быть сколько угодно красивым, но мы с ним совершенно разные люди. Такие никогда не пересекаются в жизни. К тому же, напоминаю себе, он женат и пытается отобрать у меня сына.
Поэтому пресекаю все симпатии на стадии зарождения.
– Герман Львович, этот разговор бессмыслен! Я не отдам Илюшу ни за какие деньги. Для вас он игрушка, а для меня – самое дорогое, что есть в жизни, – смотрю ему прямо в глаза. – Если вам так хочется наследников – закажите другого ребенка. У вас хватит денег. А нас оставьте в покое!
При упоминании о других наследниках мужчина каменеет. Замирает, переставая дышать. Только желваки на скулах нервно дергаются, словно я задела его за живое.
Я не понимаю, чем вызвана такая реакция. Тем, что посмела перечить? Не прогнулась? Не купилась за деньги?
А впрочем, мне все равно. Важнее отвоевать свое право остаться матерью.
– Вы уверены, что не пожалеете о своем выборе? – тихо спрашивает Кравицкий после минутного молчания.
Я слышу угрозу в голосе, хотя Герман даже не повысил тона.
– Не все в этом мире продается. Мне жаль, если для вас это новость.
– А мне жаль вас. Вы просто еще не представляете, что вас ждет впереди. И с чем вам придется столкнуться.
Глава 4
Мы возвращаемся домой на черном шикарном седане. Мне до сих пор не верится, что нас отпустили. Вот так просто, без издевательств, лишних запугиваний, пыток.
Водитель довозит чуть ли не до подъезда, не спрашивая адреса. Что, в принципе, неудивительно. У Кравицкого наверняка целое досье на меня лежит где-нибудь на полочке.
В одном из окон на первом этаже дергается штора. Представляю, какие слухи поползут обо мне теперь среди соседей.
– Вернулись? – охает мама, встречая нас на пороге.
– Да. –
