и вы придете к неизбежному выводу, что экономика не может существовать без частной собственности. Ни один фабрикант, ни один рабочий не будут вкалывать с необходимой самоотдачей, если от этого не будет зависеть их личное благосостояние. Эта истина не слишком возвышенна, но она, увы, бесспорна: личный интерес – главный мотиватор экономической активности. Из этого правила могут встречаться немногочисленные исключения, когда, например, дело само по себе дороже для человека, чем размер материального вознаграждения, но общий объем такого рода исключений в самом лучшем случае ни когда не вырвется за пределы 10-15%. А в большинстве случаев человек не станет больше работать, если не будет больше получать, и он не станет работать слишком добросовестно, если за неслишком добросовестную работу ему заплатят столько же. И у директора завода нет причины выводить своё предприятие в лучшие, если всю прибыль всё равно заберет себе государство.
Есть только один способ массово заставить людей вкалывать с полной самоотдачей, не повышая при этом их благосостояние. Это страх. Рабочего можно заставить работать на улучшение результата, если он знает, что иначе его поставят к стенке. Так же и директор завода очень даже может вертеться, как ужака под вилами, если для него это вопрос жизни и смерти. Так оно при Сталине и было. И все прекрасно понимали, что если из этой системы убрать тотальный страх, она тут же рухнет.
И вот страх убрали, а система не рухнула. В очередной раз произошло то, чего не может быть. Ещё больше 30-и лет советская экономика худо-бедно существовала. Разумеется, эта экономика была предельно неэффективна, она не могла обеспечить людей порой даже самым необходимым, но шестеренки вертелись, машина кое-как ехала и останавливаться вроде бы не собиралась.
Мы при Брежневе возмущались тем, что колбасы на прилавках нет, а следовало бы удивляться, что хлеба на прилавках до сих пор навалом. И гадали мы о том, когда наконец колбаса появится, а не о том, когда наконец хлеб исчезнет. Кто-то хихикал по поводу того, что изделия отечественного автопрома, мягко говоря, не впечатляют, и ни кто не изумлялся тому, что СССР смог построить ну хоть какие-то автомобили, что они хоть как-то едут и не сразу разваливаются. Поражались тому, что джинсов нормальных нашить не могут, а не тому, что вообще без штанов не ходим.
Ведь мы же прекрасно видели, что всем на всё плевать, что ни кому ни до чего нет дела, и любой трудовой энтузиазм, если у кого-то случался припадок, вызывал у окружающих только смех. Как такое массовое безразличие к результатам труда могло не привести к немедленному краху экономики?
На Западе любили делать прогнозы по поводу скорого крушения советской власти и делали эти прогнозы все 70 лет, а советские идеологи в ответ лишь злобно смеялись: «Не дождетесь». И не только идеологи, но и все мы примерно так же это понимали: социализм живуч, потому что он хорош. А ведь те западные прогнозы строились на качественном анализе реальной информации и на хорошем
