ностальгию.
Но вспоминать Тагес не привык, да и не умел, поскольку всегда знал всё необходимое для своего существования, для собственной жизни и бытия, как Хранителя и Стража Истории, её наиважнейших узлов-локусов. Он должен был хранить порядок линейного времени от, так сказать, специфических зигзагов, спиральностей, преломлений и пересечений, методом сохранения нужных исторических или настоящих событий, человеческих действий, направлением этих действий, устраняя случайные и неслучайные аномалии, отклонения или иные противодействия, несогласующихся с должной Историей во времени. И вся эта должно-необходимая История Вселенной была перед ним, в нём. Собственно, он сам был этой Историей, сам был её физическим воплощением, ибо каждый миг и каждое мгновение этого мига он воплощал её, созидал её и её причины, и следствия. Переживал её, как себя, и за неё, как за себя. Знал её и испытывал её снова и снова. Каждое её действие, представленное собой или чьим-либо другим обличьем. Он словно купался и омывался в этих бесконечных тысячелетиях, в их бытийностях. Спал с ней, в ней, в себе. Ибо вот ОНА – здесь, сейчас, теперь!
Он был связан с Историей настолько, насколько тело связано с конечностями, насколько тело нуждается в воздухе. Обычный человек, в общем, никогда не знает где, что и когда произойдёт. Как правило, он не может предвидеть каузальность³ своих даже элементарных действий. Собственно, он никогда не задумывается о следствиях своих действий и уж тем более не сможет предугадать следствия своих простейших актов. Но, в наибольшей степени, люди сами творят свою и отчасти чужую судьбу-историю, и Историю Вселенной. И капля за каплей человеческих слов, действий и актов нередко порождают колоссальные события локального или глобального характеров. Но в этом отношении их будуще-историческое время выступает как плацдарм вероятностных событий будуще-настоящего и в своей подлинной сущности оно бессодержательно, чисто и, так или иначе, податливо, если не считать, но даже и с учётом, общемировой тенденцией будущего. Будуще-историческое время податливо от того момента, которое полагается, как настоящее, которое в узком (локальном) смысле есть – здесь, а в широком (глобальном) смысле это – сейчас, относительно данного субъекта. Это будуще-настоящее время содержит лишь неопределённую сумму потенциальных событий в форме самого человека, который тем или иным своим поступком опредмечивает будуще-историческое время. И как бы субъект небыл ограничен в своих личных представлениях, в возможностях к действиям, в уме и рассудке, но то его время настоящего, а будуще-настоящее определяется его выбором во времени здесь-и-сейчас. И во всех этих свершениях, действиях не суть важны причины, обуславливающие события, поскольку сам факт в самом выборе. А будет ли от этого выбора следствие или же оно уйдёт всуе – неважно. Важно то, что этим поступком-выбором историческое время, то есть будуще-историческое время, получает содержание.
Сам же Тагес, в отличие от прочих,
