и с забранными под жемчужную сетку волосами, фрейлина была чудо как хороша.
– Вы узнали мой голос? – хихикнула она.
– Я узнал бы его из тысячи.
Вспыхнув от удовольствия, она опустила глаза и прикусила губу.
– Поможете зажечь? Никогда не получается с первого раза…
– Вот, держите готовую. – Тесий вручил ей свечу и, пока девушка собиралась для ответа, откланялся.
Вернувшись в комнату, я зажгла лампу и какое-то время сидела неподвижно, глядя в стену, где Артур этим утром оставил нежный ирис – первую пробу кисти. Потом поднесла к свету руки и покрутила. Собственные пальцы, огрубевшие, с обветренной кожей и обкусанными ногтями, показались мне отвратительными.
Я покинула комнату и отыскала служанку.
– Что миледи угодно?
– Подогретого миндального молока… у вас найдётся?
– Конечно, миледи.
– И немного мёда добавьте.
– Слушаюсь, миледи.
На следующий день Тесий уже ждал меня в условленном месте, вышагивая взад-вперёд. На звук шагов вскинул голову и замер.
– Боялся, что вы не придёте.
– Перерыв только начался…
– Это не мешало мне бояться, – улыбнулся он.
Я опустила глаза на его пустые руки, окинула плотно прилегающий костюм, исключающий возможность того, что за пазухой прячется пара-тройка томов.
– Вы ничего не принесли? Не получилось?
– Нет.
Горло стиснуло от разочарования.
– Почему же тогда не предупредили за завтраком?
– Потому что придумал, как всё устроить. Идите за мной.
– Куда?
– Скоро узнаете.
Мы прошли во внутренний двор с колодцем.
– Вы ведёте меня в часовню?
– Не совсем. – Тесий открыл дверь, приглашая меня в помещение с бочарным[42] сводом, пахнущее кожей, немного красками и ещё какими-то кисловатыми отдушками.
Свет рассеянно лился из расположенных выше человеческого роста окон на правой стене и делил залу на две неравные части – светлую и полутёмную. В первой за слегка наклонённым рабочим столом сидел незнакомый клирик. Одной рукой он прижимал к раскрытой книге узкую металлическую линейку, а второй держал гусиное перо. Кончик упирался в наполовину заполненный лист. Рядом примостились запасные перья, пемзовый брусок для лощения пергамента, мел, а в углублении – чернильный рожок.
Наличие других рабочих столов – ещё одного в том же ряду и трёх в следующем, – указывало на то, что тут одновременно могли трудиться до пяти человек.
Также имелось нечто вроде трибуны, а сразу за ней – перегородка с дверцей, прятавшая ещё одно помещение, трудно сказать, какой величины.
– Это местный скрипторий, – пояснил Тесий, притворяя створку и здороваясь с клириком. – К нам часто приезжают, чтобы снять копии с редких рукописей. Заодно привозят по обмену свои, которых нет у нас.
Арочным.
