руку в штанины, чтобы вывернуть их правильной стороной наружу. Сначала одну, потом вторую, но тут из кармана начинает сыпаться песок.
Странно.
Я засовываю руку в левый, затем в правый карман и вытаскиваю горсть песка с кусочком растения, похожего на ксерофиллум.
Нет ничего необычного, что в моей одежде песок: я живу в пустыне. Но тут его слишком много, как будто я копалась в земле и решила прихватить немного с собой.
Да как я умудрился набрать столько песка в карман?
Я выбрасываю песок в мусорное ведро, затем на цыпочках спускаюсь к лестничной площадке и прислушиваюсь к голосу Виви. Я выдыхаю с облегчением, когда слышу, как кто-то снует по кухне, но все равно слишком уж тихо в доме, который никогда не бывает тихим. Чувство беспокойства, охватившее меня, когда я только проснулась, стало расти.
Коридоры кажутся просторнее, чем они были вчера: большие и пустые, словно за ночь они выросли на несколько дюймов во всех направлениях. Дверь в папин кабинет широко распахнута, внутри не наблюдается никаких признаков его присутствия. На его столе нет ни папок, ни недоеденных сэндвичей, которые ему удалось протащить незаметно от Виви.
Но когда я вхожу на кухню, то замираю.
У плиты суетится женщина. Темные волосы собраны. Джинсы на низкой посадке. Фартук свободно повязан на талии. Доносится запах корицы и карамелизированных бананов.
Мама любила аллитерации, и летом она готовила блюда на завтрак, которые начинались на ту же букву, что и день недели: например, вторник – тако, среда – вафли, пятница – французские тосты[6]. К концу лета у мамы начинали заканчиваться идеи, и нам приходилось есть странные блюда, которые она придумывала только для того, чтобы совпадали первые буквы: макароны в понедельник, сюрприз на День благодарения в четверг. И каждое утро я спускалась на кухню, гадая, какое причудливое блюдо меня ждет на этот раз.
Может быть, мне все это приснилось. Может, она все это время была здесь, на кухне?
Я открываю рот, собираясь спросить, что она готовит сегодня, хотя уже знаю ответ. Я чувствую запах ее знаменитого понедельничного обезьяньего хлеба[7].
Потом она поворачивается, и копна локонов, выбившихся из пучка на макушке головы, открывает совершено другое лицо. И тут я вспоминаю, что сегодня пятница, а не понедельник.
Конечно, она не мама. Она не может ею быть.
– Вот ты где! – широко улыбается Виви. На ней старый мамин фартук «Поцелуй повара!», а волосы небрежно собраны в копну спутанных локонов, как когда-то носила мама. На ней мятые джинсы, а на футболке под вырезом красуется небольшое пятно соуса. И мама не пользовалась помадой. У Виви же всегда накрашены губы.
– Я все думала, когда же ты наконец проснешься, соня. Я готовлю обезьяний хлеб и яйца! – Она размахивает ложкой как бы в доказательство.
У меня ком в горле.
– Что происходит? – спрашиваю я. Женщина передо мной и ее слишком повседневный
Здесь имеется в виду: на английском языке «Tuesday» (вторник), начинается на «T», как и слово «Taco» (тако); «Wednesday» (среда), как и «Waffle» (вафли) – на «W», «Friday» (пятница) – «French toast» (французский тост) на «F». То есть прослеживается аллитерация (повторение одинаковых или однородных согласных в начале слова).
Обезьяний хлеб (
