ради него, но оказалось, что и у него – у меня и того второго – у него и у меня – а черт его знает, наконец, у кого с кем – вкусы одинаковые. Это вполне понятно, если учесть, что рука сама есть, как вы понимаете, не может, а рот, язык, нёбо у нас общие. Мне начинало мучительно казаться – как в идиотском сне, немного кошмарном, а немного забавном, – что я ношу в себе если не новорожденного, то маленькое, капризное, хитрое дитя. Вспомнилась гипотеза каких-то психологов, что новорожденные лишены единого сознания, поскольку нервные волокна их большой мозговой спайки еще не развиты.
– Тут тебе какое-то письмо, – вырвал меня из задумчивости Тарантога.
Я удивился: ведь ни одна живая душа не ведала о месте моего пребывания. Письмо было отправлено из столицы Мексики, авиа, без обратного адреса. В конверте лежал небольшой листок с машинописным текстом: «Он из ЛА». Ничего больше. Я перевернул листок. Чисто.
Тарантога взял письмецо, взглянул на него, потом на меня.
– Что сие означает? Ты понимаешь?
– Нет. То есть… да. ЛА – скорее всего Лунное Агентство. Они меня посылали.
– На Луну?
– Да. В разведку. Вернувшись, я должен был дать отчет.
– И дал?
– Да. Написал все, что помнил. Отдал парикмахеру.
– Парикмахеру?
– Так мы договорились. Чтобы не идти к ним. Но кто такой «он»? Скорее всего Макинтайр. Кроме него, я тут ни с кем не встречался.
– Постой. Ничего не понимаю. Что было в том отчете?
– Этого я даже вам сказать не могу. Обязан хранить тайну. В общем-то всего ничего. Очень многое я позабыл.
– После того, что случилось?
– Да. Что вы делаете, профессор?
Тарантога вывернул разорванный конверт наизнанку. Там было написано карандашом, печатными буквами: «Сожги. Чтобы правое не погубило левое».
Я вроде бы по-прежнему ничего не понимал, но был тут, однако, какой-то смысл. Неожиданно я взглянул на Тарантогу широко раскрытыми глазами.
– Начинаю догадываться. Ни в конверте, ни на листке нет ни одного существительного. Понимаете?
– Ну и что?
– Оно лучше понимает существительные. Тот, кто писал, хотел, чтобы я о чем-то узнал, а оно – нет… – одновременно я правой рукой многозначительно коснулся правого виска.
Тарантога встал, прошелся по комнате, побарабанил пальцами по крышке стола и сказал:
– Если сие должно означать, что Макинтайр…
– Молчите.
Я вынул из кармана блокнот и написал на чистой страничке: «Оно лучше понимает то, что слышит, а не то, что читает. Поэтому некоторое время будем общаться письменно. Похоже, оно помнит то, чего не помнил я, когда писал отчет. И кто-то об этом знает или по крайней мере это предполагает. Я не стану звонить и не пойду; видимо, он и есть тот самый “он”. Он хотел с ним поговорить так, как это делаю я. Допросить. Напишите
