общем вагоне поезда. Вслушиваясь в незнакомое наречие и поглощая домашние пирожки с ливером, разбираем свои выписки из Большой Советской энциклопедии и записок Мейендорфа, вышедшие в таком далеком 1820 году!
Вагон забит под самый туалет. Мужчины, в возрасте за сорок едут, как видно, с сугубо практичными торговыми целями. Всё завалено мешками, сумами, сумками и прочими вместилищами хозяйственного назначения. Везли продукты и мануфактуру, посуду – нужные вещи, но также кур и петухов, которые не хотели сидеть спокойно в неволе грузового ящика, и мы видели, как хозяин вливал им в клюв какую-то жидкость, после которой пернатые утихли.
Разглядывая черноголовое население вагона с высоты верхней полки, мы искали в них черты тех племен и народов, которые оставили след в генетическом коде наших попутчиков-узбеков. Завораживали сами названия: согдийцы, бактрийцы, арулаты, которые некогда существовали на земле, радуясь и печалясь. Вот только на поезде они точно не ездили, зато с нами в такт покачиваются их потомки, несущие в себе многочисленные картины прожитых жизней.
Мы с подругой, нисколько не обременённые существующими историческими познаниями (некогда было подготовиться, сдавали экзамены) безудержно фантазировали, наделяя попутчиков такими историями, какие их собственная просто не могла допустить хотя бы потому, что в наших выдумках события не соответствовали времени… Впрочем, так поступали, как оказалось, не только мы с Аллой, но и маститые учёные. Да простит всех нас Господь! Ведь на самом деле всё существует одновременно, не так ли? Подумаешь, закрученный свиток бытия чуть-чуть перекосился…
Носители двух с половиной тысячелетнего эволюционного пути, ничуть не подозревая ни о своей важности хранителей времени, ни о наших измышлениях, были заняты насущным.
– Девушки, давайте к нам. Закусывать будем, ехать далеко.
Мы взяли свои припасы и спустились вниз. Кажется всё население вагона хлопотало в устройстве стола. Проводница вынесла множество маленьких чайников на круглом подносе. Стопка лепёшек и сахар были в центре пиршества. Их окружали горки высушенных на солнце абрикосов, просвечивающих своё медовое нутро и больше похожих на золотые монеты. Вишнёвый изюм хотелось нанизать на нитку как бусы. Впервые увиденные гранаты с вывернутыми наизнанку ячейками, полные кареглазых блестящих семян, казалось тоже смотрят на нас с любопытством.
А не в таком ли укроме баюкается в человеке его тайное, до поры неизвестное и потому несуществующее?
Мужчины одеты в стёганые халаты, перехваченные платками. Мы решили, что этот наряд прибавляет достоинства. Они степенно, по-домашнему, расселись на лавках и не спешили с едой. Две женщины, в своих узбекских платьях, привлекательные движениями и именами, приятными слуху – Олма-опа и Дилма-опа, споро и ловко пододвинули каждому чайник и пиалу. И дальше хлопотали за столом по-домашнему – незаметно.
– Мы здесь все знакомы, часто вместе ездим, а вот вы куда путь держите и зачем? – попивая чаёк, поинтересовался заметный среди них седой
