же, светло-молочного оттенка мебель, с кожаной обивкой. На прикроватных тумбочках, что расположились по обе стороны дивана, стояли большие торшеры на широкой крученой ножке из дорогих пород дерева, с темно-красным абажуром в форме цилиндра и с позолоченной каймой на его краях. Светло-коричневые шторы были приспущены, а наверху громоздились пышные ламбрекены, с такой же позолоченной каймой. И наконец, весь пол устилал – персидский ковер, с большими синими цветами на красном фоне и с кремовыми кисточками по правую и левую стороны. В целом комната, в отличие от фойе и коридоров поместья, что я успела охватить беглым взглядом, в то время, когда поднималась наверх, показалась мне более оживленной и мягкой в своих тонах и пространстве.
Я устало опустилась на мягкий и уютный диван.
Уходя, Анна сообщила, что скоро будет ужин и уточнила, желаю ли я спуститься в гостиную или его мне могут принести прямо в комнату.
На что я, подумав, сказала, чтобы ужин принесли мне в комнату.
Мне не хотелось с первого же дня привлекать к себе внимание со стороны всего обслуживающего персонала, либо кого-то еще.
Со временем, – подумала я, если смогу немного освоиться в здешней обстановке, можно будет спуститься и в гостиную, а возможно и изучить все поместье, если это потребуется. Пока же, мне не хотелось кого-либо видеть. К тому же, столь странный прием, не менее странного и загадочного владельца этого дома, привели меня в некоторое замешательство. И сейчас, я хотела побыть наедине со своими мыслями, чтобы попытаться разобраться в столь неординарном поведении хозяина дома, которое навело меня на множество размышлений, тем более, что все вокруг было окутано пеленой тайн.
Не помню как, но вскоре мое сознание провалилось в сон. Похоже, длительное путешествие и разного рода, пока, не понятные мне самой впечатления, окончательно вывели меня из колеи.
Ночью, я неожиданно проснулась от странного воя. Это был скорее не звериный, а человеческий вой. Такой силы человеческого голоса, я еще не слышала в своей жизни. Трудно было понять причину столь странного чего-то поведения. Но на слух, это было человеческое стенание о нестерпимой боли, которое можно было испытывать или под пытками или в условиях каких-либо жестоких мучений.
Я вскочила с постели и ринулась вначале к двери.
Приоткрыв её, я высунула голову в коридор и, затаив дыхание, прислушалась. С минуту я стояла неподвижно, но, как ни странно, в нем было полное затишье. Ко мне вдруг снова, в этот момент, вернулось впечатление, что я нахожусь здесь как в склепе, то первое ощущение, которое настигло меня в тот самый момент, когда я только вошла в этот дом.
Наконец, я закрыла дверь и направилась к окну. Отодвинув шторы и тюль, я попыталась всмотреться через оконное стекло на улицу.
Вот только мои окна выходили в сад, а он был усыпан буйной растительностью и цветами. На них же, к сожалению, даже при всем желании невозможно было разглядеть какие – либо тени, падающие из окон дома в сад. К тому же, в нем стоял полумрак и, единственным освещением ему служила – яркая луна, отчетливо
