представил себе совсем не боевую и даже откровенно пузатую фигуру Василия Васильевича, в мундире спецназовца рвущегося в бой. Хотелось надеяться, что в бой он все-таки предпочтет не идти. Даже если на Василия Васильевича натянуть хоть три, хоть четыре бронежилета, голова его и руки все равно останутся открытыми и пуля в них обязательно попадет. А голова у человека всего одна, и несколько шлемов один на другой надеть невозможно… Правда, сначала я опасался, что Ягужинский вздумает взять на себя командование взводом. Мне эта идея не нравилась, но, судя по дальнейшим его словам и действиям, он этого делать не намеревался…
Я вернулся в палаточный городок, где господствовали вообще-то морские пехотинцы, отличавшиеся своей всегда тщательно отутюженной черной формой, которую они не пожелали сменить на песочный камуфляж. Хотя, возможно, те, кто ходил в бой, форму и сменили, и только комендантская рота, из бойцов которой и состояли многочисленные патрули и часовые, от такой замены отказалась. А нашим взглядам постоянно попадались именно они. Остальные были на позиции или отдыхали.
Два автобуса уже стояли рядом с нашими палатками, c открытыми для превентивной вентиляции дверьми – поскольку во время движения открывать двери было невозможно из-за пыли на дорогах, и бойцы были готовы к погрузке. Маскировочные костюмы «Леший» были извлечены из рюкзаков и у половины бойцов надеты прямо на голое тело, а поверх они надевали свою новую, только недавно полученную «камуфляжку». Хотя кое-кто и наоборот надевал – костюм «Лешего» поверх песочного камуфляжа. Против такого нововведения я возражать не стал, тем более видел, что экипировкой взвода командовал лейтенант Тахир Футракулов. Не подрывать же его авторитет перед взводом. Но у меня было опасение, что это сделает подполковник Ягужинский, который обещал вскоре присоединиться к нам. И в самом деле, его уазик вскоре показался на дороге между ровными, как по разметочной ленте выверенными при установке, рядами палаток. Подполковник выскочил из машины еще до того, как она полностью остановилась, – я уже успел заметить за Ягужинским такую привычку покидать транспортное средство, некоторая лихость бывшего спецназовца. Некоторые офицеры нашего батальона точно так же покидают бронетранспортеры и боевые машины пехоты. Но они же молоды, а подполковнику уже, думается, под пятьдесят. Но от привычки демонстрировать всем свою лихость он избавиться до сих пор не смог, хотя, кажется, пора бы уже. Я тоже, пожалуй, мог бы так поступать, но не люблю рисоваться.
– Готовы? – с разбегу спросил Ягужинский. – К машине! – дал он команду к посадке и только сейчас заметил странную форму одежды на бойцах взвода.
Я ожидал вопроса по этому поводу и даже приготовил на него ответ, казавшийся мне убедительным, но подполковник сам мой ответ озвучил.
– А что? – сказал он. – Ночи в пустыне холодные. Так-то теплее будет. Молодец, майор, хорошо придумал.
– Это не я, это лейтенант Футракулов придумал.
– Ну,
