себя Франклином Делано Рузвельтом. Сигарета! Только от одного ее вида ярость вновь накатила на него зеленой волной. Откуда-то издалека, из глубин сознания, донесся тихий голос Беверли, вспомнились слова, которые он услышал от нее однажды ночью, слова, произнесенные в темноте безжизненным, апатичным голосом: «Когда-нибудь ты убьешь меня, Том. Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, и это будет конец. Ты перегнешь палку».
Тогда он ответил: «Делай по-моему, Бев, и этот день никогда не настанет».
Теперь же, перед тем как ярость ослепила его, он задался вопросом, а не настал ли этот день.
Сигарета. Телефонный звонок, чемодан, странное выражение лица – все побоку. Они будут разбираться с сигаретой. Потом он ее трахнет. А уж потом они обсудят все остальное. К тому времени, возможно, и звонок и чемодан покажутся ему более важными.
– Том, – сказала она. – Том, я должна…
– Ты куришь. – Голос его доносился издалека, как из очень хорошего радиоприемника. – Похоже, ты кое-что забыла, крошка. Где ты их прячешь?
– Смотри, я ее выбрасываю. – Она прошла к двери ванной. Бросила сигарету (даже с такого расстояния он видел следы зубов на фильтре) в унитаз. П-ш-ш-ш. Она вернулась. – Том, мне позвонил давний друг. Давний, давний друг. Я должна…
– Заткнуться, вот что ты должна! – взревел он. – Просто заткнись! – Но страх, который он хотел видеть, – страх перед ним – на ее лице не появился. Страх был, но причиной служил телефонный звонок, а Беверли полагалось бояться совсем другого. Она, похоже, не замечала ремня, не видела и его самого, и Тому стало как-то не по себе. А был ли он здесь? Идиотский вопрос, но был ли?
Таким ужасным и одновременно таким простым показался ему этот вопрос, и на мгновение он испугался, что совершенно оторвется от самого себя и помчится, как перекати-поле под сильным ветром. Но тут же взял себя в руки. Он здесь, все в порядке, и хватит на сегодня этого гребаного психокопания. Он здесь, он – Том Роган, Том, клянусь Богом, Роган, и если эта спятившая шлюха в ближайшие тридцать секунд не станет паинькой, то скоро она будет выглядеть так, словно суровый железнодорожный коп выбросил ее из мчащегося на полной скорости вагона.
– Я должен тебя выпороть, – продолжил он. – Уж извини, крошка.
Он уже видел эту смесь страха и агрессии. Но впервые взгляд адресовался ему.
– Опусти эту штуковину, – услышал он. – Мне необходимо как можно быстрее попасть в аэропорт.
«Ты здесь, То м? Здесь?»
Он отшвырнул от себя эту мысль. Полоса кожи, которая когда-то была ремнем, медленно качалась перед ним, как маятник. Его глаза блеснули и больше уже не отрывались от ее лица.
– Послушай меня, Том. В мой родной город вернулась беда. Очень большая беда. Тогда у меня был друг. Наверное, я могла бы назвать его бойфрендом, да только мы были слишком маленькими. Ему исполнилось лишь одиннадцать лет, и он сильно заикался. Сейчас он писатель.
