только исполнилось одиннадцать, когда в их дом впервые пришли люди Джихена и вызвали отца на разговор. Сельджук, спрятавшись за колодцем во дворе, подслушивал и из того, что ему удалось услышать, узнал, что от отца требовали покинуть город. Джихен не просто жестокий и расчетливый глава города, но и очень трусливый. Он прекрасно понимал, что полжизни воевавший за бывшего главу почитаемый в городе воин, если сам в силу возраста и не восстанет, потомству любовь к новому лидеру вряд ли привьёт. Хевон покидать родные земли, тем более дом, в котором родились два его сына, отказался. После ухода незваных гостей он позвал своих людей для указаний и впервые за долгое время выставил у ворот часового. Сам Хевон выслал гонца в соседний город, где правил противник Джихена, и попросил о содействии. Джихен действовал быстро, заранее рассчитав действия Хевона, поэтому на дом напали с закатом того же дня, не дав дождаться помощи. Сельджук, схватив одну из сабель отца, рвался во двор к бьющемуся брату, но Хевон поймал его за шкирку и прижал к стене:
– Ты слишком мал для боя, мне нужно, чтобы ты вырос, – с трудом удерживал вырывающегося мальчишку мужчина. – Если мы проиграем, кто-то должен отомстить. Не пристало нашему роду смотреть на то же небо, на которое будут смотреть наши убийцы. Поэтому ты не смеешь слезать с крыши конюшни, куда сейчас залезешь, и не смеешь умирать.
Вот так вот, лёжа на крыше, с которой мальчик восхищался звёздами и мечтал, он наблюдал за тем, как один за другим пали люди отца, как вражеский меч пронзил Хевона в самое сердце, а тот так и стоял на коленях, отказываясь падать, пока его не ударили ещё раз, уже в спину. Смертельно раненого Уна привязали к коню предводителя нападавших и вывели в город, объявляя всю семью предателями и доносчиками. Враги предали огню разграбленный дом, предварительно забрав себе лошадей, обшарили всё вокруг в поисках второго сына Хевона, но, не найдя его, решили, что, учитывая, что никто на улицу не выбегал, он сгорит в доме. Сельджук задыхался от дыма на крыше, чувствовал, как нагреваются железные прутья, удерживающие слепленные из глины кирпичи, но терпел. Даже когда на его руку чуть ниже локтя упала горящая с крыши дома головешка, он, сжав зубы, терпел эту боль и не шелохнулся, прекрасно видя стоящего внизу и внимательно смотрящего на крышу воина. Только когда он отвернулся, Сельджук отшвырнул головешку, а стоило всем оставшимся покинуть заваленный трупами двор, задыхаясь, сполз на землю.
Той ночью Сельджук получил сильный ожог на руке, который даже спустя годы останется пятном, по форме напоминающим голову с рогами. Сельджук потерял всё, ради чего ему стоило жить, но обрёл при этом новый смысл, который пока ещё тлеющим угольком только начал в нём разжигаться. Боясь быть обнаруженным, мальчишка даже не смог попрощаться с отцом. Он ушёл с того места, которое раньше называл своим домом, приложил к ране оторванный от рубахи кусок ткани и спрятался в саду одного из домов.
С наступлением темноты Сельджук вышел из укрытия и взобрался в одну из многочисленных груженных
