жить, вздохнул я, глядя на тело. Умеют веселиться до упаду. Умеют радоваться простым вещам. Тело на снегу храпело. Его требовалось разбудить. Ранние мордовские оттепели коварны. Они пожрали уже не одного человека. На радостях от мартовского солнца люди немного сходят с ума. Они пьяны самим воздухом. Они берут отгулы на работе, устраивают дикие шабаши, а потом валятся и засыпают прямо в талом снегу. Но ночью зима возвращается – в этом коварство марта. Температура опускается до минус 20 и больше. И те гуляки, которых не подняли вовремя из снега, уходят в снежную страну навсегда.
– Сало! – сказал я. – Вставай!
Тело брыкнуло ногой.
Я попытался поднять его, стараясь не наступить в желтую лужу. Свое прозвище он получил не зря. В Сале была тысяча килограммов веса. Он булькал.
– Подъем! – Я пнул тело.
И тут Сало очнулся. Он резко сел в снегу и сказал:
– Вино! – И стал щупать себя по карманам. А затем, к моему удивлению, из недр его бездонной куртки-пуховика стали появляться на свет бутылки. Сало ставил их в снег бережно, словно младенцев. Я насчитал восемь или девять бутылок вина и еще одну разбитую: Сало вынул из куртки осколки. Лужа, которая натекла под ним, была винной. Только сейчас я заметил, что запахи весны и неумытого детства перебивает тяжелый винный дух.
– Сало! – Я с ужасом смотрел на его трофеи. – Вы ломанули ларек? Магазин? Склад? Откуда столько вина?
И Сало расплылся в самой мерзопакостной улыбке на свете.
– Лучше! – сказал он, сидя в винной луже. – Мы нашли целый вагон с винищем. И завтра притащим еще.
По его словам выходило следующее: кто-то – по невиданной случайности, божьему промыслу или недосмотру – выкатил вагон с вином за пределы товарной базы. Вино было частично замерзшее: груды льда в ящиках. С бутылок послезали этикетки. Продавать такое было нельзя.
Вагон стоял одиноко как перст посреди снежного поля. Его поставили на запасные пути и забыли. Так злые люди выкидывают надоевшего котенка из дома – потому что он вырос и стал некрасивым. Потом на вагон набрел Сало. Чутье никогда не подводило его. Он потоптался вокруг. Заглянул в щели. И понял, что нашел клад.
На следующий вечер у подвала собралась бригада. Все были уже бухие, все хотели еще вина, все держали в руках рюкзаки, пакеты и авоськи.
– Идешь? – окликнули меня.
Я провожал девочку. Девочка посмотрела так, что стало ясно: если сейчас сорваться, соскочить, уйти в ночь с братвой на поиски приключений, то не видать мне больше теплой девочкиной постели и беззаветной любви.
– Догоню, может… – неуверенно пробормотал я.
– Ага, – сказала девочка. – Догонит. И перегонит, – и дернула меня за руку: – Пошли! Мы же хотели еще кино посмотреть.
Я оглянулся и увидел, как все они растворяются в мартовской ночи: мои друзья с вещмешками за спиной. Они уходили словно какой-то фантастический партизанский отряд. Дымили сигареты, стоял гогот. Хрустел снег под их ботинками.
В
