рисовую кашу девочка лет семи и пожилая женщина. Она крепче подвязала халат, под которым остался незамеченным новый лифчик, и снова углубилась на верхнюю полку.
«Снова этот кефир. Уже неделю мать обещала состряпать оладьи, он наверняка приобрёл нотки зелёного оттенка. Ага, вот и контейнер». – Досада сменилась разочарованием. Даже, скорее, чувством предательства. На дне контейнера нищенски лежал остаток бисквита. Свидетельство заботы о ближнем. Издёвка.
– Наташка, ты опять съела мою пирожку, я накажу тебя. – Анастасия хлопком закрыла холодильник.
«Убила бы. Сколько можно. Я тоже люблю пирожное. Откуда это? Это я подумала? Она же моя дочь. Я должна её любить. Я люблю её, – пронеслось в голове Анастасии, пока она несла чайник от плиты к столу. – Вот раньше были чайники. А это пластиковый бочонок с открывающейся крышкой. Везде одинаковые чайники, одинаковые жизни».
– Настя, тебе тридцать, Наташе семь. Ну о чём ты говоришь, – мягко сказала баба Лиза, пододвинув свою чашку к чайнику.
Пожилая женщина с большим родимым пятном на правой щеке перехватила чайник у Анастасии и начала разливать его по чашкам.
– Я тоже люблю пирожные, – насупленно не унималась Анастасия. – А тебе скоро шестьдесят, могла бы позаботиться о дочери и прибрать половину. – Обида волнами подступала к горлу, пережимая доводы рассудка.
Она очень хотела выплеснуться потоком брани, но мысль «это же мои мать и дочь» удержала поток ругательств крепкой запрудой. Настя вернулась к холодильнику, достала варенье и начала жирно намазывать его на кусок белого хлеба. Может быть, целая банка и заглушила бы обиду.
«Я должна быть сильной. Я должна уметь держать удары», – эхом катилось внутри.
«Странная мысль», – откатом привалило в затылок.
Наташа в это время сидела на стуле, махая ногами, будто куда-то бежала. Она постоянно бежала, бежала либо от, либо к. Вот и сейчас она могла бы говорить, смеяться или плакать, а ноги совершали свой уже десятый круг по только ей ведомому стадиону.
– Мам, не надо агриться. Я больше так не буду. – На мгновение замерла Наташа и тут же побежала дальше.
Тишина непонимания повисла на кухне.
– Что?!
– В смысле не злись.
– Мам, по-моему, она издевается. С сегодняшнего дня я пирожные больше не покупаю, – выдавила из себя Анастасия.
«Ну почему именно я должна идти в магазин, стоять в очереди и доедать крошки? Одна плохо ходит, другая хорошо ест», – давилась параллельно мысль.
– Настя, любовь всё превозможет, – ответила бабушка Лиза.
– Где она, эта любовь? – взвизгнула Анастасия. – Я уже три года одна, как будто прокажённая! Я хочу любви, я даже, может, хочу ещё детей. Я хочу материнский капитал! Даже у этой бестолковой соседки Аньки и то есть материнский капитал.
– Ты одна? А как же
