едва исполнилось по двадцать лет. Мы отправлялись на передовую афинской армии. Никто и никогда не видел столько спартанцев, марширующих строевым шагом, и мы попали в бурю, такую, что вся кожа скрипела от песка. Мы с Касеном придумали небольшую песенку по этому поводу.
В мелодии, которую он пел во всю мощь своих легких, не было ничего грустного. Она была близка к чарующим напевам, которые они слышали в военном лагере в Древней Греции, и могла бы быть прекрасной, если бы Энею медведь на ухо не наступил.
В знак уважения к его умершему другу они слушали молча.
– Очень красиво, – неуверенно сказала Лиз, когда он допел.
– Да, очень трогательно, – негромко добавил Энндал.
Леонель резко затормозил и повернулся к Энею, и все вынужденно остановились.
– Честное слово, Эней, ты поешь отвратительно. – Брисеида напряглась, но Эней улыбнулся, а затем рассмеялся.
– Откровенно говоря, мне все равно. Я на несколько веков старше вас всех, и как предок заявляю, что имею право петь все, что мне нравится! Вот одна из песен, которую придумал командир моей группы.
И он запел вторую балладу во всю мощь своих легких, совершенно безумную и необычную.
– Он не только не умеет сражаться, но и петь, – пробормотал Менг Чу.
– И все же в тишине идти было не так уж и плохо! – заметил Леонель.
Тут Эней заголосил громче. Леонель запел военный марш, который он выучил в прошлом году, когда находился в окопах Первой мировой войны.
– Эй, а не пора ли уже замолчать? – крикнула Лиз, идущая впереди.
– Вы, белые, один краше другого, – проворчал Оанко, а затем запел новую песню, на этот раз гораздо более агрессивную и пронзительную.
– Оанко! – воскликнула Лиз.
– Вас невозможно слушать, поэтому я импровизирую!
– Ему не хватает воспитания, – пробурчал Менг Чу.
И он добавил к неловкому трио заливистый гимн китайской выдержанности. Улыбаясь, Энндал добавил свою средневековую песнь, и, поскольку никто не хотел уступать, возникла полная какофония. Оставалось только одно решение – присоединиться к небесному концерту: Брисеида в свою очередь запела «Frère Jacques, sonnez les matines», как будто эта мелодия должна была открыть дверь в рай.
– Думаете, мне слабо? – сказала Лиз. – Думаете, что сможете стать звездой, которой являюсь я в тридцать пятом веке, не умея пользоваться своим голосом? Подождите… ВОН ТАМ! Что это?
Лиз указала на кучевое облако, беспечно плывущее на восток. Из тумана появилась тень. Облако рассеялось, и перед ними предстала группа путников, стоящих в одну шеренгу и одетых в белые туники. Они стояли неподвижно, держась за руки и глядя настороженно.
– Эй! Сюда! – закричал Энндал, не решаясь отпустить руку Лиз, чтобы взмахнуть им. – Доброго дня вам!
Наконец-то люди! Старый мудрец из пустыни уверял их, что в Мире Снов
