style="font-size:15px;"> – А чем же тогда он плох?
– Смазливый, наглый… Считает себя неотразимым, а внутри пустой, как разобранная матрешка.
– Зачем же тогда вы пошли с ним танцевать? Вы ведь знали, что Мишка Шаман этого терпеть не станет.
Олеся вздохнула и пожала плечами.
– До сих пор жалею, что так поступила. Но теперь уже поздно о чем-то жалеть.
Зверев напрягся и снова потянулся за сигаретами.
– Вы сказали, что Мишка общается с блатными. Вы точно никого из них не знаете? Имена… клички…
Олеся поморщилась и вдруг вспомнила:
– Подождите. Кажется, одного действительно знаю, точнее, много о нем слышала. Мишка довольно часто говорил с дружками про какого-то Алмаза. Насколько я знаю, его так же называют Обрубком.
– Видели его?
– Видела пару раз.
– Где?
– Березовская, четыре. Там он вроде живет и со своими приятелями гужбанит целыми днями.
– Молодой?
– Нет. Он уже взрослый мужчина, а еще он сидел.
– За что?
– Не знаю. Он вроде как бывший вор…
– Почему бывший?
– Не знаю, но Мишка как-то сказал, что он воевал и поэтому вором больше быть не может.
– Ах вон оно что… Ну что ж, это все очень интересно.
Дверь запасного выхода отворилась, и на пороге показалась та самая толстуха, которая просила Олесю не задерживаться.
– Леська!!! Долго тебя ждать? – прокричала женщина, косо поглядывая на Зверева. – Кто за тебя работать будет?
Олеся пожала плечами.
– Извините, мне действительно пора идти.
– Последний вопрос. Как по-вашему, Ярушкин мог убить человека?
– Я абсолютно уверена в том, что он этого не делал.
– Почему вы так в этом уверены?
– Мишка не такой и, даже если бы захотел кого-то убить, никогда не стал бы бить со спины. Уж я это точно знаю.
Глава пятая
До улицы Березовской Зверев добрался на автобусе. Потом зашел в продмаг, купил бутылку «Столичной» и сунул ее во внутренний карман пиджака. Прошел вдоль серых кирпичных домов, все еще носивших следы, оставленные осколками и пулями – эдакое эхо ушедшей войны. Потом перебрался через поросший густыми кустами овражек по деревянному мосточку и вышел к нужным ему домам. Здесь пахло канализацией и дымом. Старенький дворник, видимо, только сейчас решил сжечь оставшийся еще с зимы мусор. Когда Павел Васильевич миновал арку и вышел к дому номер четыре, его взору открылась весьма живописная картина. Посреди двора, между ровненькими рядами развешанного на веревках белья и еще одной мусорной кучей сидели вокруг самодельного фанерного стола сухопарый мужик и с полдюжины ребят, одетых кто во что горазд. Один из парней сидел, зажмурив глаза, еще один в это время щелкал первого по носу скрученной газеткой. На столе валялась разбросанная колода карт. Под столом лежали четыре пустых бутылки из-под портвейна.
Конец
