к земле брюхом в классической позе, выражающей покорность перед превосходящей силой. И хотя в пещере других живых существ, кроме Фаолана, не было, его не покидало ощущение, что здесь присутствует какой-то неведомый дух, которому лучше сразу оказать подобающее почтение.
Поднявшись, он еще раз осмотрел пещеру. На потолке красовалось созвездие Великого Волка с ведущей к нему звездной тропой. Неужели это то самое место, куда попадают души волков после смерти? Гром-Сердце рассказывала ему, что, когда медведи покидают землю, они направляются в Урсулану, небесную Пещеру Душ. Наверное, и у волков есть нечто подобное. Он осмотрелся по сторонам. Да, это пещера, но не похоже, что тут таится конец земного пути. Скорее, наоборот – здесь его начало.
Фаолану показалось, что как раз в этой пещере всё и началось еще на самой заре времен. Пещера – проход к эпохе, когда впервые переплелись судьбы волков и сов.
Знание это совсем не походило на то, что ему до сих пор приходилось испытывать. Одно дело – понимать, например, что напал на след росомахи или карибу или что нужно стоять над речным порогом и ждать, когда из воды выпрыгнет лосось. А здесь Фаолан постигал открывавшуюся тайну какой-то другой частью своего сознания, принадлежавшей не столько ему, сколько чему-то несравненно более огромному, чем разум одного единственного волка. Это было особое знание, стоявшее выше любых стай, кланов и даже целых видов живых существ.
В кажущейся пустой пещере оживала история, имеющая самое непосредственное отношение и к его, Фаолана, жизни. Он родился от волка-матери и волка-отца, которых никогда даже не видел, его воспитала медведица-гризли, которая пропала неизвестно куда, но, если познать загадки этого места, можно будет понять, кто он такой на самом деле и почему здесь оказался.
Внутрь пещеры вела тропа, по которой Фаолан и направился. Свет постепенно тускнел, но он, как и все волки, выходящие на охоту по ночам, прекрасно видел в темноте.
По стенам тянулась серебристая полоса. Подойдя ближе и приглядевшись, Фаолан понял, что это изображение бесконечной вереницы волков, бегущих вдоль горизонта по заснеженной равнине. Он почувствовал непреодолимое желание присоединиться к ним. В движениях животных читались грация и небрежная величественность; они двигались не каждый по отдельности, а все вместе, в едином порыве, словно сошедшее с неба на землю созвездие. Но все-таки они ничем не напоминали далекие и холодные звезды: это были настоящие, из плоти и крови, волки, с таким старанием и с такой любовью изображенные на каменных стенах, что казались живыми.
Над ними раскидывала крылья птица, и Фаолан решил, что это сова. В конце концов, не так уж много сов он видел, хотя Гром-Сердце показывала на них когтем всякий раз, когда те пролетали в небе, и произносила их названия. Жаль, что он тогда мало обращал на ее слова внимания: трудно было запомнить множество
