розовыми ушами, кожа на её лице была тонка, как на поспевающем яблоке, карие глаза задорно блестели и только чёрные брови казались точно нарисованными на её нежном лице.
– Вы нас обижаете, – вежливо сказала она, не называя Пронина по имени, но решительно глядя ему прямо в глаза, – Мы немало сделали, половина станицы очищена от сорняков, вы только забываете, что всё-таки это не главное наше дело.
– А какое же дело у вас главное? – заинтересованно спросил Пронин.
– Главное, у нас экзамены, – сказала девушка. – Вы бы сами не похвалили ни нас, ни наших учителей, за плохие отметки. Мы сделали, сколько могли, а потом пришла пора…
Она рассуждала очень правильно, – о том, что к школьникам пришла пора экзаменов, Пронин совсем упустил из виду, и заявленье Тарановского о том, что комсомольцы в школе размагнитились, не имело под собой основания, конечно, им стало не до сорняков, когда подошли экзамены.
– Вас как зовут? – спросил Пронин девушку.
– Маруся, – сказала она.
– Маруся Коваленко – уточнил её сосед.
– Ну, и как, Маруся, прошли у вас экзамены? – спросил её Пронин.
– Да я бы сказала, что неплохо – ответила она. – В нашем классе все перешли в десятый.
– Да я не про всех, – сказал Пронин. – Я лично вами интересуюсь.
– Коваленко у нас отличница, – громко сказал Чоба. – И общественница, и третий год переходит из класса в класс с похвальными грамотами.
– Про экзамены я, извините, забыл, – признался Пронин. – И я согласен с Марусей Коваленко, хотя сорняки это тоже очень важное дело. Да и товарищ Тарановский меня смутил: пришёл и говорит, что это смерть Савельева вас так размагнитила.
– Ну и правильно, смерть Савельева нас, конечно, на работу не вдохновила, – сказал Чоба. – Все его жалели, но, конечно, по этой причине работу не бросили бы.
– У нашего райкома всегда так – поддержала его Коваленко. – Чуть мы от директивы отступили, чтобы ни случись, всё будет тому причиной.
– Савельев, конечно, нам здорово помогал, но не в Савельеве дело, – сказал Чоба. – Маруся вам объяснила.
– Но теперь… – Пронин предупреждающе поднял указательный палец. – Теперь…
– А теперь каникулы, товарищ Пронин, – перебил его Чоба. – Это тоже надо учитывать.
Пронин с подчёркнутой озадаченностью посмотрел на Чобу.
– Совсем вы меня обезоружили, – сказал он. – Значит, вы по домам, а сорняки по полям?
– Ничего такого это не значит, – сердито возразила Коваленко. – Каникулы каникулами, но мы ведь из станицы не разъезжаемся, конечно, комсомольская работа в школе замирает, но ведь это в нашей власти немножко себя…
Она не договорила, – за неё договорил Чоба.
– А, вот, мы вам покажем, товарищ Пронин, хуже мы комсомольцев двадцатых годов или нет. Маруся и Кудреватов перешли
