с жёлтой окантовкой.
Кстати, любопытно, что сочетания жёлтого и голубого цветов, придававшие зданию бо’льшую красочность, повторялась здесь несколько раз. Во-первых, жёлтыми, а не белыми, были изначально стены фасадов. Декор (рустовка, колонны, маскароны) в традиционной классической манере был в самом деле выделен белым. А вот размашистый свод лоджии по главному фасаду и поля вокруг маскаронов были голубыми. И такая же жёлто-голубая расцветка повторялась в сочетании стен вестибюля с лестничной клеткой и соседней голубой гостиной.
Обстановка вестибюля должна была «вводить» посетителей в экспозицию родства Стрешневых с Романовыми, которой было посвящено фактически всё убранство дома. Когда-то здесь, ещё на стенах вестибюля, гостей княгини, а потом и посетителей музея встречала обширная портретная галерея рода Стрешневых, их родных и среди них – несколько царских портретов, долженствовавших напоминать об обстоятельствах, при которых «ветвь Стрешневых нача цвести злата». В годы обустройства музея они были перенесены сюда из парадного Белого зала, где, по замечанию А.Н.Греча, «производили назойливое впечатление». С плафона спускался восьмиугольный фонарь в стиле эпохи царственной тёзки владелицы (и сестры в седьмом колене!), императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра Великого. Где-то здесь стояли две булавы для скороходов, украшенные серебряными набалдашниками с родовыми гербами, и два высоких посоха, которыми расчищали путь выезду владельцев Покровского. А уже поднявшись по лестнице и обернувшись, можно было столкнуться с суровым взглядом хозяйки дома, глядящим с подкрашенного под бронзу гипсового бюста, установленного на фоне окна, в чепце, с худым лицом и заостренными чертами – тонкими сжатыми губами и властной складкой возле рта.
Площадка парадной лестницы действительно выводит в бывшую портретную с коричневатыми стенами. Когда-то в ней продолжалась портретная галерея, начинавшаяся еще на лестнице.
И.В.Евдокимов писал о здешней экспозиции: «При современном состоянии портретов – слоях грязи и пыли, впитавшихся в масляную живопись, – трудно произвести определённую оценку их художественной значительности. Во всяком случае, можно только сказать, что все портреты достаточно старые, XVIII века и начала XIX-го; по портретам когда-то, видимо, обновляя их, проходилась малоопытная рука, испортившая работы первоначальных художников, всего вероятнее, своих же крепостных „парсунных“ мастеров».
Портрет полной тёзки хозяйки – императрицы Елизаветы Петровны – «хорошая копия с французского художника Каравака», как отмечал К.В.Сивков, судя по фотографиям, был смысловым центром правой стены зала.
«В соответствии с изображениями глядящих со стен людей, – замечает А.Н.Греч, – висит здесь портрет Елисаветы (копия с Каравакка) (имеется в виду портрет императрицы Елизаветы Петровны – А.П.), царствование которой все они захватили. И стиль эпохи царицы-охотницы, стиль
