немного наклонился, взял ребёнка за её маленькую ручку и направился в сторону деревни. Однако всё было тщетно, ни одна семья не признала девочку. Должно быть, из какой-то соседней деревни сюда забрела, думал он. Но что-то не сходилось, ведь до ближайшего поселения километров десять, ребёнок её возраста столько бы не прошёл, к тому же шакалы в округе. Идти одному до ближайшей деревни, без сопровождения солдат и казаков было опасно, да и не было никакой гарантии, что девочку бы признали в первой же попавшейся деревне. Таким образом, посоветовавшись с Марией, найденного лесного ребёнка они решили оставить себе, прекрасно понимая, что придётся нелегко и вместе с ожидаемым пополнением нужно будет кормить уже шесть детских ртов. Но Мария и Фёдор были не из тех людей, кто мог бы выставить за дверь маленького, пусть и чужого ребёнка. Разделив скудный ужин у каменной печи, они думали, как назвать девочку.
– Ну что ты смотришь, маленькая? Как назовём тебя? – Мария вопросительно смотрела на девочку, как бы ожидая, что та ей всё-таки что-нибудь ответит.
– А-а-ы-ы, – промычал ребёнок.
– Как ещё раз?
– А-ы-на-а.
– Мать, брось уже ребёнка мучить. Не слышишь, что ли, что мычит она? Анна, говорит.
– Да она же просто мычит.
– Значит так, назовём Аннушкой, и точка, хватит на сегодня с меня.
Так в деревне Шакалинки неизвестно откуда появился новый житель. Фёдор всё же предполагал, что каким-то неведомым образом девочка добрела до них из соседнего поселения, но проверять это не было ни времени, ни сил. В Шакалинках, как и в прочих деревнях, был совет старейшин, которые вели переговоры с военными и казаками, договаривались о том, какое количество товаров будут отдавать в следующий раз, и заодно вели учёт населения. Много детей умирало в те годы, так и не дожив до своего пятилетнего возраста: кто от голода, кто от болезней. На следующий день Фёдор доложил совету о своей необычной находке. Девочку разрешили оставить, ведь всё равно кормиться она будет с их личного огорода. Однако маленькая Аня была не единственным жителем, которого в итоге деревня собиралась приютить. Тридцати пяти лет от роду, извергнутый из сана, но сбежавший и не прошедший сей обряд, сохранивший часть церковных одеяний, не расстриженный – сохранивший бороду, но не честь, отбиваясь от шакалов камнями и палками, до деревни добрался отец Матвей. Будучи загнанным и испуганным, но хитрым и смекалистым, Матвей понимал, что первым делом нужно было привести себя в порядок и найти дом старейшин, дабы втереться к ним в доверие. И если его примут старейшины, то примут и все остальные. Летние ночи были тёплыми и заночевать на улице можно было, не опасаясь простудиться и заболеть, но вот только вой шакалов неподалёку от деревни так и не дал сомкнуть глаз. Ещё до того, как первые лучи солнца проникли сквозь кроны деревьев в Шакалинки, отец Матвей спустился к ручью близ каменоломни, умылся, и, сохраняя
