улыбка.
– Интересно, почему ты никогда не обращаешься с молитвами ко мне? – спрашивает Пеллегрини. – Все боги ужасно старомодны. Меметический шум в головах обезьянок. Тебе следовало бы помолиться мне.
Перед Миели стоит богиня – тень, отбрасываемая парящими в невесомости свечами. Как и всегда, она держится так, словно на неё действует нормальная сила тяжести: руки сложены на груди, красновато-каштановые волосы свободно струятся по плечам, которые оставляет открытыми светлое летнее платье.
– Я служу и повинуюсь, – отвечает Миели, – но молитвы – моё личное дело.
– Как хочешь. Я нежадная. В любом случае, значение молитв слишком переоценивают. – Она сопровождает свои слова взмахом руки с ярко-красными ногтями. – Можешь оставить их себе. У меня есть твоё тело, твоя преданность и твой разум. Не забывай, ты мне обещала.
Миели склоняет голову.
– Я ничего не забыла. Всё, что пожелаете, будет вашим.
– А кто сказал, что я уже не воспользовалась всем этим?
У Миели пересыхает во рту, а внутренности сковывает холод. Но Пеллегрини смеётся, её голос звенит, словно стекло.
– Нет, нет. Ещё нет. – Она вздыхает. – Ты такая забавная, моя милая. Но, к несчастью, у нас нет времени на веселье. По правде говоря, сейчас мне как раз требуется твое тело, а не душа. Мне надо поговорить с моим Жаном. В силу некоторых обстоятельств мои другие сущности кое-что затеяли. Вы должны быть наготове.
Пеллегрини входит в тело Миели. Это похоже на погружение в леденящую воду. А затем каюта, огоньки свечей и богиня – всё исчезает, и Миели оказывается в спаймскейпе, словно призрак в запутанной паутине Магистрали.
2
Таваддуд и Дуньязада
Перед тем как заняться любовью с джинном господином Сеном, Таваддуд угощает его виноградом.
Она берёт одну ягоду из стоящей на коленях вазы, аккуратно снимает кожицу и зажимает между губами, целуя сладкую влажную мякоть. Затем надкусывает её и слышит металлический вздох из кувшина джинна, тонким белым кабелем подключённого к чувствительной сети бими в её волосах.
Таваддуд улыбается и съедает ещё одну ягоду. На этот раз к вкусу винограда она позволяет присоединиться и другим ощущениям. Скольжение шёлка по коже. Приятная тяжесть туши на ресницах. Жасминовый аромат её духов. Прежний хозяин, Кафур, учил её, что воплощение – это очень хрупкий процесс шёпота и пауз плоти.
Таваддуд поднимается и медленными скользящими шагами подходит к окну в форме замочной скважины. Это изысканный танец рабыни воплощения: при любом движении кувшин джинна остаётся вне поля зрения. Два часа уходит у неё на то, чтобы расположить в надлежащем порядке все вышитые подушки, зеркала и низкие столики, имеющиеся в этой узкой комнате.
На один миг она позволяет тёплым лучам солнца прикоснуться к лицу, а затем задёргивает мягкие портьеры, и свет приобретает оттенок тёмного мёда. Потом
