в обычный мир.
– Поверить не могу, как кому-то хочется мыть посуду руками. Я вот большие деньги отдала бы за робота, который загрузит все в посудомойку, вытащит и расставит, но их пока только лимитками выпускают, никак не успеваю купить.
Хмыкаю в ответ, думая, предложить ли ей помощь с бокалами, но она как раз убирает последние. Сейчас спросит, наверное. Все нетемпусовские спрашивают. Угадала: она щелкает кнопками на посудомойке, оборачивается и задает вопрос, который явно интересует ее еще с момента, как она узнала о моем существовании и согласилась на роль проводницы-помощницы немощной меня из темпуса, где время как будто застыло:
– А у вас правда нет хронатосов там?
– Правда.
– То есть вы не знаете, когда…
Со вздохом раздражения перебиваю:
– Да, мы действительно не знаем, когда умрем. Многие поэтому и переезжают в темпоральные резервации – чтобы соблазна не было. Рождаемся, живем и не знаем, какой день может стать последним. Не расписываем все будущее наперед, как вы, не живем под тикающим таймером.
– Тикающий таймер! – Ана взрывается. – Жить, как вы, – абсолютно безответственно и глупо, начинать что-то и даже не знать, успеешь ли ты закончить, разговаривать с кем-то и не знать, что вы говорите в последний раз. Спасибо, предпочитаю расписанное будущее, когда встречаешь смерть как заранее известный финал, а не как кирпич на голову.
Кирпич на голову. Как будто у вас тут где-то еще есть кирпичи, что за киношное выражение!
Язвлю в ответ:
– Можно подумать, вы и смерти не боитесь. Все у вас под контролем, даже она?
Ана собирается выдать что-то гневное, слишком сжимает бокал, он раскалывается на три части. Осколки падают на паркет, один застревает в руке Аны.
– Бинты есть? Или полотенца хотя бы? – почти кричу на нее, меня слишком пугает вид крови.
Ана кивает на какой-то из ящиков среди кухонного гарнитура. Борюсь с первым из них – ручки нет, и до меня не сразу доходит, что нужно просто надавить на него, чтобы он открылся. Мне везет – он и оказывается нужным, роюсь, выуживаю что-то похожее на бинты, с третьей попытки разворачиваю и стараюсь забинтовать Анину руку. Та стоит застывшей статуей. Так, это должно остановить кровь. Аккуратно собираю осколки с пола, надеясь, что меня саму сейчас не понадобится бинтовать – Ана явно с этим не справится, скидываю в раковину. Пытаюсь найти заботливый голос и тихо спрашиваю:
– Ты как?
– Н-нормально, можно было просто заживляющей мазью, она в ящике валяется.
– Ну извини, не привыкла оказывать первую помощь.
– Нет, нет, я просто сказала. Спасибо тебе.
Ожила вроде. Это хорошо – не придется возиться с раненой избалованной девочкой будущего, которая точно знает, что ты все делаешь неправильно, потому что родилась не в напичканном технологиями
