вызывать отвращение. На личиках маленьких ангелиц расцвели прыщи. У некоторых начались месячные.
Мастурбировать было не в пример интереснее. Лежишь себе в постели или теплой ванне и представляешь рядом с собой царицу Савскую или кого-нибудь из королев бурлеска, чьи дразнящие тела, намалеванные на каждом углу, будоражили наше воображение. Разглядывая плакаты, на которых вихрились задранные выше головы юбки, мы гадали, что же происходит на этих представлениях на самом деле. Некоторые мальчишки говорили, что плясуньи бесстыдно срывают с себя шикарную одежду до последнего лоскутика и демонстрируют свои прелести, заставляя обезумевшую матросню срываться с мест и, отпихивая друг друга, бежать к сцене. Зачастую приходилось опускать занавес и вызывать стражей порядка.
С нашими подругами творилось что-то неладное. Они изменились. И – как все в этом мире – не к лучшему. Мальчиков одного за другим отправляли работать. Образование стало роскошью, доступной лишь отпрыскам состоятельных родителей. Воцарялся невольничий рынок. Мир рушился, разлетался в мелкие дребезги у нас на глазах. Наш мир.
Мы узнали о существовании исправительных домов для малолеток и для уличных девиц, о психушках и многом другом.
Но прежде чем миру было суждено окончательно разлететься в пух и прах, могло произойти чудо. На какой-нибудь вечеринке, вот как. Где должно было появиться нечто, от чего замирает дыхание и чему род человеческий еще не придумал имени.
Спустя много лет эти беззаботные сборища юности кажутся мне пиром накануне чумы или революции. Нас ошалело несло в беспримерно счастливое будущее, сулившее небывалую радость, хотя в глубине души зудело предчувствие чего-то нехорошего, что разделит всю жизнь на «до» и «после». Перед вечеринкой воздух трепетал от слухов. За нашей спиной расползался противный шепоток родителей, старших братьев и сестер, соседей. Все знали обо всех всё, и даже больше. Все словно сговорились залезть в святая святых – твою личную жизнь, твоим тайным переживаниям грозила огласка. Вся округа с жадностью следила за твоей жизнью. Шагу нельзя было ступить, чтобы не почувствовать впившиеся в спину любопытствующие взгляды, не услышать противное шушуканье. И всех так занимал твой возраст! Подслушанная фраза взрослых «ему стукнуло пятнадцать», произнесенная многозначительным тоном, намекала на самую постыдную – и постыдно-загадочную – подоплеку. Все это напоминало зловещее кукольное представление, где взрослые были кукловодами, а нам досталась роль бестолковых и беспомощных марионеток, над которыми потешались, насмехались и которые в отчаянии творили невообразимые вещи.
Наконец, после недель треволнений наступал решающий день. Девочки появлялись в самый последний момент. И тут, к вящему твоему ужасу, оказывалось, что ты вырос безмозглым тупицей, что ты стоишь, словно пригвожденный
