бывает, такое порою случается…А потом забывается, как страшный сон.
Послевкусие – стойкое и отрешённое.
Неродные – ни губы, ни взгляд, ни слова…
Стали кем-то неясными и мимолётными
эти ДВОЕ, которым не видно числа…
Сны вещие. Анна…
/К Анне Ахматовой/
Сны вещие – они с тобою, Анна.
Неумолимы, яростны…
близки…
Удушье невменяемой тоски…
Бесстрастье, сталь холодная капкана…
Отчаянье, сдавившее виски…
Строка, строка…
Чудесный дар строки…
Какое несравненное блаженство! –
подумают иные…
Всё не так.
Душа желает в чёрное одеться…
А сердце разрывается…
В слезах –
само жестокой участи проклятье,
увитая злой памятью судьба…
А шёлк того причудливого платья
подчёркивает – как же ты худа…
Оглохнуть – чтоб по-новому мир слышать.
Стать мученицей – на глазах у всех.
Но говорить застенчивее, тише…
Ведь не перекричать двадцатый век…
Как страшен суд немыслимых пророчеств
предчувствием сбывающихся бед…
О, Господи, не дай!..
Предрешено всё.
Неумолимость – вот Его ответ.
Смиряйся, поглощённая страданьем,
Изъеденная им до тошноты…
Оно во всём – в рыданиях, молчанье…
Оно во всём, – чего коснёшься ты!
Не всех несчастий мера постоянна…
Но кто бы знал, где истинный предел?
Сны вещие – твоё проклятье, Анна…
Как будто затянувшийся расстрел…
Разбитая вдребезги. Марина…
/К Марине Цветаевой/
«Я всегда разбивалась вдребезги, и все мои стихи – те самые серебряные, сердечные дребезги…» /М. Ц./
«…И кровь приливала к коже, И кудри мои вились… Я тоже была, прохожий! Прохожий, остановись!»
Случайный прохожий, ты вспомнишь ли имя,
которому литься бы сладостно с уст?
…и славное время, что неумолимо
злой рок обратил в безысходную грусть.
Марина…
Из сотен венозных сплетений
её – беспощадно и дерзко рвались.
За милым грехом всплеск живых искуплений –
из раны не кровь вытекала, а жизнь.
Душа обнажённая…
В этом – вся правда:
сегодня – отчаянье, завтра – восторг.
Но как же оно переменчиво – завтра!
Любовь?
Увлечение?
Или порок?
И так всякий раз.
Грань слепых помешательств –
казалось, вот-вот оно – произойдёт…
Любовь бы не выпустить ей из объятий,
нутром
