уже купили дом, Джефф, – ответила она. – Во всяком случае, заключили договор. И ты будешь видеть реку из своей комнаты.
– Правда?
– Могу показать тебе его сегодня, – предложила Мэдлин. – Я хочу оглядеться и подумать о цвете стен и занавесках.
– Нет, мама, спасибо, – сморщил нос Джефф.
Мэдлин снисходительно улыбнулась:
– Отлично, тогда я покрашу твою комнату в красно-коричневый цвет. Или в цвет тыквы. Пора обедать. Как мы пойдем домой? Смотри, впереди Бофорт-стрит. Она приведет нас к Кингс-роуд. Это будет приятная прогулка.
– Пусть будет так, – добродушно согласился Джефф. – Но поторопись, мама. Я уже проголодался.
Рука об руку они пошли обратно, пару раз задержавшись у витрин магазинов и любуясь домами, которые привлекли внимание Джеффа. Они уже прошли половину улицы, когда Мэдлин почувствовала, что настроение сына изменилось. Рука мальчика выскользнула из ее ладони, болтовня стихла, шаг замедлился. Вдруг Джефф остановился на тротуаре, на лице застыло упрямое выражение. Мэдлин повернулась к сыну:
– Что случилось Джефф?
– Я хочу… хочу назад, мама.
Мэдлин эти признаки были знакомы. Надвигался приступ. Господи, только не сейчас.
– Джефф, нам нужно домой, – уговаривала она. – Пойдем. Мы перегородили тротуар.
– Я не хочу идти! – крикнул мальчик. – Хочу назад.
– Куда назад? – В ее голосе сквозило раздражение.
Какой-то прохожий хмуро оглянулся на них через плечо.
– Чертовы туристы, – проворчал он сквозь зубы.
Джефф невидящим взглядом смотрел вперед. Мэдлин почувствовала, как страх сковал мальчика.
– Назад… назад на Чейн-уок, – захныкал он. – Назад к реке.
– Джефф, милый, это неразумно.
– Как хочешь, – мальчик стиснул челюсти, его лицо помрачнело, – но я дальше не пойду.
– Тебе не нравится Бофорт-стрит? – раздраженно спросила Мэдлин. – Тогда как ты хочешь идти?
– Откуда я знаю? – задыхаясь, ответил Джефф. – Только не сюда. Но я не знаю другой дороги. Пожалуйста, мама.
Мальчик уставился на свои ботинки. Его била дрожь, руки сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели.
Мэдлин знала, что, если будет спорить с сыном, станет только хуже. Однажды, в последний год жизни в Италии, Джефф отказался подняться на паром, следовавший до Палермо. Мальчику было тогда семь лет. Вцепившись в перила трапа, он минут десять выкрикивал что-то бессвязное, слезы градом катились по его личику. У Мэдлин не хватило отваги ни оттащить сына прочь, ни втолкнуть его на паром.
Не в первый раз она сдалась перед «приступом гнева», как называл припадки мальчика Бессетт. Теперь, оглядываясь назад, Мэдлин думала, что, возможно, совершила ошибку. Ее муж в этом не сомневался. Паром ушел без них. Всю дорогу до дома Джефф всхлипывал, сжавшись в комок на полу кареты и заткнув уши руками.
Бессетт,
