удивлению он заказал два мороженных.
– Мороженное, зимой?! – переспросила она так, словно у него была температура и он бредил.
Семён лишь посмеялся, оплачивая заказ. Они сели за маленький столик прямо у окна.
– Где та Вероника, которая любит нарушать правила?! Где та Вероника, которая не боится выйти на улицу посреди ночи одна даже под угрозой смерти?! Где та Вероника, в которую я влюбился?
Она услышала от него эти слова и замерла, отсчитывая про себя удары сердца. Первый и последний раз он признавался ей в любви, когда пытался оттолкнуть. Когда пытался попрощаться. Это воспоминание приносило с собой боль, а ведь должно быть только наоборот, радость.
– Скажи, что любишь меня, – внезапно потребовала она тихим голосом. Её глаза умоляли об этом.
Улыбка вдруг стерлась с его красивого лица.
– Я уже говорил однажды…
– Знаю. Скажи ещё! Я хочу слышать это чаще.
Он прищурился, наклоняясь ближе. В тот момент ей ужасно сильно хотелось дотронуться до его щеки. Его губы были плотно сжаты, а взгляд стал серьёзным, внимательным, можно сказать даже более привычным для неё. Хотя она всё же чаще видела его резким, холодным, раздражающе-насмешливым.
– А смысл если это всего лишь на полгода?
А нет, вот теперь больно…
За это ей уже хотелось ударить его и закричать, обвинить во всем, что происходит, и вместе с тем сказать, что это все не важно. В такие моменты она ненавидела его прямолинейность. Потому что подобной манерой он не щадил даже её. Однако по той же причине и уважала, потому что он всегда говорил правду, какой бы горькой она не была. Поэтому она выдохнула, сдержавшись, и снова перевела на него взгляд.
Принесли мороженое в красивых креманках и поставили прямо перед ними, только вот обоим уже было не до сладенького.
– Послушай, – произнесла она дрожащим голосом, глядя в его глаза и, наверное, впервые по его незамедлительной реакции поняла, что он был зол. Он рассержен за то, что она, не посоветовавшись с ним, приняла решение за них обоих, заключив сделку с его отцом, – когда через полгода я уйду, – к глазам незамедлительно подкатились слёзы, но она стойко держалась, не давая им пролиться, – я хочу помнить эти слова. Я хочу, чтобы они остались со мной прямо в сердце. Потому, что я люблю Семёна Меньшикова! Люблю сейчас и буду любить потом.
Эти слова давались ей очень тяжело. Он молчал.
– Хочу слышать это от тебя сейчас, чтобы потом с лёгкостью воспроизводить слова по памяти в своей голове. Хочу помнить каждую интонацию, как звучит твой голос…– она запнулась, и задрожала, обхватив себя руками. По щеке скатилась одинокая слеза, а за ней ещё одна.
Он молчит. Почему?! Он наказывает меня за что-то?!
Он смотрел так, словно сейчас видел перед собой совершенно незнакомого человека. Она смахнула слезу и затаила дыхание. Ей хотелось, что бы он её услышал, понял то, что она хотела донести.
А
