пообещай мне, что не станешь общаться больше с его сыном! – он посмотрел в её глаза, – Он разобьёт тебе сердце! Унизит, сделает больно! И когда это случится, ты будешь плакать и вспоминать мои слова…
Она всё это уже слышала, и причем не один раз. Создалось впечатление, что все её близкие и друзья читали ей нотации по одному и тому же заезженному сценарию. Фу, как противно!
Неужели она и вправду совершала ошибку, вот так слепо доверяя Меньшикову?! Неужели её любовь можно было назвать болезнью из разряда тяги к запретным вещам? Может это и не любовь вовсе, а просто сильная зависимость, одержимость?! Она не говорила с ним несколько часов, а уже чувствовала, что скучала.
Такое вообще возможно? Как там говорил Эдвард своей Белле: «Ты мой личный сорт героина!»?! Да, наверное, это действительно так.
Вероника не хотела этого признавать, но чем больше времени она проводила с ним, тем острее чувствовала, как сильно нуждалась в нём. Привыкала, что он везде и всегда рядом. Даже сейчас, хотя она его об этом не просила.
Осознание этого давило на самую больную точку на её теле, незримо напоминая, что рано или поздно все закончится, а она будет страдать и плакать, ровно так, как и сказал отец.
Нет! Он не разобьёт ей сердце! Не причинит ей боли намеренно. Нет, больше нет! Почему-то сейчас она в этом уверенна, как и в том, что она может ему доверять.
– Не пытайся меня напугать, папа! – уверенно произнесла она, пытаясь сделать это так, чтобы голос не дрожал, – В детстве я была маленькой маменькиной дочкой, которую можно было легко обидеть. Меня пугали, вселяли ужас, доводили до истерики. Всё в этой школе мне казалось чуждым, не моим, не родным. Я мечтала, что вот-вот мой отважный и доблестный папа приедет и заберёт меня домой. Мечтала о том, что мама снова будет рядом, уберегая от всех проблем и несчастий. Но чуда не произошло! Потом я выросла и изменилась, как и изменилось моё отношение ко всему вокруг. Не изменились только мои проблемы и те, кто их создавал. Мне здесь угрожали и даже пытались убить. Но в конечном итоге я научилась смотреть в глаза собственному страху без посторонней помощи. И знаешь, что я из этого успела усвоить?! У тех, кто способен был вселить в меня страх другая улыбка и другой цвет глаз!
Она выдохнула и снова покосилась в сторону Семёна. Произнося эти слова впервые вслух, она четко осознала, что больше не боится ни Стаса, ни уж тем более кого-нибудь ещё.
– Я знаю Стаса лучше, чем ты думаешь. Он тоже против наших отношений с его сыном, так что в этом вопросе вы с ним абсолютно солидарны…
– Не сравнивай меня с этим выродком!
– Тогда расскажи мне всё, папа! Расскажи, как было с самого начала и без утаек, и я подумаю над тем, что рассказать тебе.
На мгновение глаза Владимира расширились в удивлении. Он недовольно цокнул и взглянул на свои наручные часы, после чего четко произнес:
– У меня вечером запланирована встреча, но, а пока мы можем пообедать где-нибудь в цивильном месте, а заодно и поговорить.
Вероника быстро кивнула:
– Подожди
