потом если что-то вдруг понадобится, маякни, ок?
– Договорились.
Я собираюсь убрать телефон, но Саня останавливает меня словами:
– Ты кстати видел, что Красовская опубликовала в инсте?
Я резко подаюсь вперед, чувствую, как подпрыгивает пульс. В голову влетает мысль, что она выложила там какие-то фотографии.
Скидываю звонок, спустя секунду ищу в инсте страницу Красовской и сжимаю в руке мобильник: она закрыла от меня свой профиль.
Быстро набираю Казаринову, но он не берет трубку.
Слышу гудки по второй линии, смотрю на экран, гетконтакт определяет номер телефона больницы, и я молниеносно переключаюсь на вызов.
– Олег Александрович, Алена пришла в себя, – сообщает ее лечащий врач.
– Можно увидеть ее? – соскакивая с дивана, спрашиваю я и бегу в коридор.
– Да, можете. Сейчас с ней ее родители.
– Черт! Черт! Черт! – кидаю на соседнее сиденье разряженный мобильник и пока стою на светофоре еще раз открываю бардачок.
Переворачиваю там все вверх дном, заглядываю в отделение между сиденьями – тщетно.
На днях Алена брала мое автозарядное и, видимо, так и не вернула обратно.
– Теперь никому не позвонить и не узнать, что там опубликовала Красовская…
От злости ударяю по рулю, сжимаю губы.
«Эта сука решила меня добить?!»
В голове настоящий раздрай: мысли о публикации чередуются с тревогой – не представляю, как я сейчас появлюсь перед Аленой. Она наверняка не захочет видеть меня.
И ее родители – тоже.
Раз они сейчас у нее, то, скорее всего, они уже в курсе, что случилось на даче.
Я виделся с ними вчера в больнице, но у меня язык не повернулся рассказать им об этом.
Ее мать не могла связать даже двух слов, начинала что-то говорить и тут же пускалась в слезы. А отец Алены поддерживал меня, даже не догадываясь по чьей вине их дочь находится на операционном столе.
Мне больно и стыдно смотреть им в глаза. Ведь все думают, что она попала в аварию, когда ехала на дачу с девичника. Никто кроме меня, Казаринова, Красовской и самой Алены не знает, что это было совсем не так.
И для меня все еще остается вопросом: почему она развернулась? Может, что-то забыла на даче? Может, немного остыв, решила вернуться и поговорить со мной?
Через полчаса я уже бегу по коридору больницы.
Вхожу в отделение реанимации, меня просят надеть сменную обувь и халат. Вижу у палаты родителей Алены, слежу за их реакцией и уже ожидаю, что меня вот-вот начнут проклинать и потребуют убраться из жизни их дочери.
Но вместо этого мать Алены обнимает меня и, всхлипывая в мое плечо, сообщает, что она пришла в себя.
Ее отец хлопает меня по спине.
– Все обошлось! – говорит Роман Петрович. – Все обошлось, Олег.
– Сейчас Алене сделают укол, и сможешь увидеться с ней, – отстранившись
