е разбитый, но резец при работе отжимает. Он и каретка суппорта пружинят. Совсем чуть, но достаточно для оставления риски. Когда резец выскользнул наружу, Федор отключил вращение шпинделя, подождал, пока остановится головка, взял ключ и ослабил губки. Надев на левую ладонь рукавицу, вытащил горячую гильзу. Взял с тумбочки калибр, замерил внутренний диаметр. Тютелька в тютельку. Он положил готовую деталь в ящик к остальным. Все, больше заготовок нету, дневная норма выполнена. Сто гильз, которые пойдут в моторы. Механический завод Мальцева получил выгодный заказ, от которого и Федору обломится. Три копейки за гильзу, ни одной в брак – значит, вычета не будет. Вся трешка его[1].
Щеткой на деревянной ручке Федор смел с суппорта и станин станка стружку и чугунную пыль. Привести рабочее место в порядок – закон для мастерового. За этим занятием его и застал подошедший мастер.
– Закончил? – спросил сварливо.
– Так точно, Сидор Фомич, – сообщил Федор, не отвлекаясь от уборки.
– Небось, браку нагнал, – проворчал мастер.
– Проверяй! – пожал плечами Федор. – Калибры – вон!
Мастер взял калибры с тумбочки и занялся проверкой. Гильзы выбирал не подряд, а произвольно. Для начала проконтролировал внутренний размер, затем занялся внешним. Федор посматривал на него, пряча улыбку. Недоволен мастер, что такую выгодную работу делает не его племянник, а пришлый мастеровой. Ну, так кто виноват? У племянника руки не из того места растут – нагнал брака. Когда подсчитали, оказалось, что не ему деньги платить, а он заводу должен. Племянник плюнул и отказался от такого счастья. Работу передали Федору.
– Вроде, верно, – буркнул мастер, кладя в ящик последнюю гильзу.
– Ну, так закрывай наряд, Фомич!
Федор достал из тумбочки листок и протянул мастеру.
– Я не все проверил, – проворчал Фомич, – вдруг брак найдут.
– Из получки вычтут, – хмыкнул Федор, – аль не знаешь? Только не найдут – у меня брака не бывает. Закрывай!
Мастер недовольно черкнул на листке карандашом и ушел. Федор сунул листок в карман рабочего пиджака и закончил уборку. Тут как раз и пропел гудок – смена кончилась. Замерли вращавшиеся под потолком цеха огромные валы, через которые по ременной передаче приводились в движение механизмы станков. Федор забежал в умывальную, наскоро ополоснул руки и поспешил к заводоуправлению. Нужно сдать наряд, пока народ не набежал и учетчик на месте. Завтра тоже можно, но приятно знать, что трешка – твоя.
От заводоуправления он направился к механическому цеху, но не своему, а стоявшему слева от проходной. По железной лестнице поднялся на второй этаж. Здесь, над цехом, располагалась казарма для холостых мастеровых. Пять маленьких комнаток по три койки в каждой, плюс стол и табурет – более не помещалось. Бедно, но у других заводчиков куда хуже. Люди спят на нарах вповалку, причем мужчины и женщины вместе. Женщины на заводе Мальцева не работали – нечего им тут делать, но хозяин для мастеровых сделал приличную казарму. На койках толстые матрасы, ватная подушка, даже белье имеется – две простыни и наволочка. Раз в неделю белье меняют. И всего-то за рубль в месяц.
Зайдя в свою комнату, Федор стащил рабочую одежду и повесил ее на гвоздик у входа. У каждого обитателя комнаты он свой. Чистая одежда висит над койками. Сбросил с ног опорки, сделанные из старых сапог. Оставшись в подштанниках и рубахе, сунул ступни в кожаные тапки и прошлепал к своей койке. Наклонившись, выдвинул сундучок, достал из него мыло и бритву, бросил полотенце на плечо и вышел, не забыв запереть за собой дверь. У соседей по комнате ключи есть, а другим нечего нос совать. Еще сопрут чего. Коридором Федор двинулся к торцу здания. Здесь располагались душевая и клозет. У Мальцева жили по-богатому. Завод строили недавно, потому все продумали. Зачем городить уборные во дворе, а потом звать к ним золотарей? Им платить нужно. А так стоки поступают в городскую канализацию. Никаких хлопот и расходов.
В душевой Федор стащил с себя белье, кинул его на лавку и встал под «гусак» с жестяным рассеивателем. Открутил краны на полную – воды много. На заводе паровая машина – и не одна. Стоя под горячими струями, он довольно ухал. Невысокий, коренастый, с длинными, сильными руками, в этот миг он походил на орангутанга, который отчего-то слез с дерева и решил помыться. Впечатление усиливали густая поросль на груди мастерового и короткие, слегка кривоватые ноги, покрытые такой же шерсткой. Обезьяна, да и только.
Накупавшись, Федор закрыл краны. Вытер тело полотенцем, взял мыло с бритвой и подошел к умывальнику у окна. Над ним висел осколок зеркала, закрепленный на стене с помощью треугольных металлических обрезков, вбитых в швы кладки. Федор сделал это сам, подобрав осколок возле лавки стекольщика. Тому не нужен, здесь же пригодился. Из осколка на Федора глянул парень с простоватым лицом. Заросшие щетиной щеки и подбородок, тонкий, хрящеватый нос, глубоко посаженные серые глаза.
Для сведения: подоходный налог в описываемое время не платили – его еще не ввели.
