уж пришлось.
– Говорят, в Волчьей Дубраве того… пошалили… Насмерть.
– Было дело, – я не люблю распространяться ни о живых пациентах, ни о мертвых. В первом случае врачебная тайна. Во втором – тайна следствия. И вообще, я отдохнуть хочу. Отвлечься.
– В магазине слышал, колом проткнули сердце, – продолжил Бахмагузин. Судя по всему, позиция его безнадежна.
– А что ты в магазине делал-то?
– Так… Зашел…
– Должно быть, разбогател?
Поняв, что подробностей от меня не дождаться, он вернулся к позиции на доске.
Я сделал с Морозовским три быстрые ничьи, а Бахмагузин с Соколовым мучили ладейный эндшпиль.
Свет мигнул – и погас. Добрый вечер, район!
– Стоит игра свеч? – спросил Бахмагузин. – Или будем считать – ничья?
– Какая ничья? – возразил Соколов. – Хочешь слить, говори прямо.
Затеплился, замерцал огонек.
– Этот огрызок последний, – предупредил Морозовский. – Давайте на лампу скидываться.
– Скинемся, но сначала отложим, – предложил Бахмагузин. – До лучших времен.
Соколов пожал плечами.
– Отложим, так отложим.
К счастью, партия не моя. У меня и без того список отложенных дел длинный – поставить на зуб коронку, поменять водопроводный кран, купить коричневой ваксы для обуви, починить табурет и дочитать, наконец, взятый месяц назад в библиотеке американский детектив.
– Который час? – Бахмагузин был в печали. Часов не наблюдают лишь счастливые, а несчастным следить за временем просто вменено в обязанность.
– Сейчас, двадцать два на сорок восемь разделю, – бородатой шуткой ответил я.
Мы вышли на крыльцо. Редкие огоньки свечей да керосиновых ламп напоминали, что мы живем в райцентре, а не в диких местах. Действительно, нужно скинуться. Лампа куда удобнее свечи. И ярче, и экономнее. Да чего скидываться, тоже мне, проблема. Завезут в магазин, возьму да и куплю.
– По капельке?
– Какой такой капельке?
– Да вот, – Бахмагузин вытащил из ниоткуда четвертинку. В лунном свете она казалась волшебным сосудом, заключившем в себя духа могущественного и знатнейшего. Например, джинна Гассана Абдурахмана ибн Хаттаба. Прячется, лицо арабской национальности! Милиции боится!
– Водка? – не поверил Морозовский.
– Натуральнейшая!
– Можно погладить?
– Пожалуйста!
Соколов вернулся в комнату, где, после поиска, стоившего полкоробка спичек, нашел стаканчики. В пивные кружки четвертинку разливать как-то несолидно. Если б четверть!
– А с чего – водка-то? Чай, не графья! – спросил Морозовский.
Действительно, водку у нас пьют редко. При нынешнем уровне самогоноварения оно как-то даже стыдно.
– Ну,
