в долгу. Благодаря этому браку компания ее отца теперь принадлежала ему. Теперь Гаррисон не только не испытывал больше иррациональный страх вернуться к жизни на ферме (ему часто снился кошмар, что он превратился в своего отца – немецкий акцент и все такое), но и стал первым миллионером в роду как по отцовской, так и по материнской линии. Он начал посылать матери деньги каждый месяц – до самой ее смерти. Глория умерла через пятнадцать лет после мужа, который скончался в поле от сердечного приступа. Эти последние годы стали чуть ли не самыми счастливыми в ее жизни – сравниться с ними могли лишь первые несколько лет брака с неунывающим решительным молодым иммигрантом, которого выбранная им для возделывания земля еще не превратила в озлобленного и угрюмого человека.
Гаррисон всегда улыбался при мысли, что Глория умерла, стуча каблуками на городских танцах. Мать продала ферму сразу после смерти Клауса и перебралась в небольшую квартиру в городе. Оклеила ее обоями с яркими цветами и веселыми полосатыми узорами, которые муж никогда бы не разрешил в их прежнем доме. Она больше не выходила замуж – зачем выслушивать чьи-то жалобы на то, что она не так постирала чулки? – и вместо этого каждое воскресное утро играла на органе в белой деревянной церкви, добровольно помогала в продаже выпечки, сборе денег и других церковных делах. А еще организовывала городские танцы, которые проходили в спортзале средней школы вечером по субботам. Именно там, танцуя с молодым человеком, годившимся ей в сыновья, она отошла в мир иной.
Глория умерла с улыбкой. Люди думали, что та застыла на лице женщины, потому что она чудесно проводила время, танцуя, и это было правдой. Но Глория Коннор улыбалась еще и потому, что в момент смерти там, на другой стороне, ее встретил снова молодой и энергичный Клаус, взял за руку и закружил со словами:
– Я так хорошо провел эти последние пятнадцать лет, наблюдая за тобой, Глория. Ты умела жить по-настоящему. Жаль, я не последовал твоему примеру. Начнем новую жизнь вместе?
Тем временем Гаррисон с той же решимостью, благодаря которой достиг своего высокого поста, обеспечивал Селесте счастливую жизнь. Она это заслужила. Еще в молодости Гаррисон Коннор выстроил в Уортоне огромный дом в викторианском стиле на высоком холме с видом на гавань. Его главной особенностью стала просторная веранда, опоясывающая здание с трех сторон. Гаррисона часто видели прогуливающимся по веранде с подзорной трубой в руке, наблюдающим, как его флотилия движется к месту назначения.
Гаррисон мог бы построить дом для Селесты в городе побольше, но он выбрал Уортон по той же причине, почему туда тянуло многих других людей: из-за необычайно теплых ветров. Селеста так и не оправилась полностью от тяжелого гриппа сразу после похорон отца, и муж решил, что теплый климат Уортона пойдет ей на пользу. Но ошибся.
Здоровье Селесты оставалось слабым большую часть ее жизни, особенно после рождения их единственной оставшейся в живых дочери Хэдли. До рождения девочки Гаррисон и Селеста водили
