ускоряя шаг и аккуратно придерживая за пазухой три бутылки дешёвой водки.
Три дня спустя, почти потеряв человеческий облик, Санёк нёс бессменную вахту на засаленном матрасе. Водка была давно выпита, нехитрая снедь – или съедена, или заветрилась настолько, что от её вида у Саньки подкатывала тошнота. В такие дни не лезет уже курево, тарелки набиты яростно сплющенными бычками, по краю стакана осоловело ползёт муха, даже часы тикают как-то скомканно и рвано, вторя пульсу – и нет других развлечений, кроме картинок в телевизоре.
Выбор на старом кинескопном телеке был невелик: пара центральных да пробивавшийся через помехи и шумы канал индийских сериалов, которые Саня не переносил c самого детства.
На сей раз c экрана на него смотрела молодая, лощёная дикторша в декольте из серии «смотри в мои умные глаза» и что-то вещала поставленным уверенным голосом, вбивая слова в зрительский мозг c интенсивностью пневмомолота. «Хороша кобылка, не поспорить», – Саня масляно и пьяно ухмыльнулся и полез рукой в штаны, осматривая изгибы ведущей, которую наконец-то показали в полный рост.
– Наша страна никому не позволит вмешиваться в свои дела. Если кому-то (глубокомысленное закатывание глаз) кажется, что они могут диктовать нам свои условия, то им только кажется. Нашей стране есть чем ответить, – продолжала вдохновенно вещать диктор.
«Сука, чёртова сука, кукла безмозглая, ты хоть понимаешь, o чём говоришь?!» – Саня брезгливо выдернул руку из штанов, схватил стакан и швырнул его в телевизор. На обоях расплывалось кроваво-красное пятно, но телевизор остался невредим.
«Что ты знаешь o нашей стране, подстилка?! Ты свою жопу по массажам тайским таскаешь, на лексусе катаешь, a загорать, поди, в Ниццу возишь?» – бесновался одинокий мужчина в заляпанной майке. Стаканом он не ограничился: на пол полетели тарелки, бутылки, корки хлеба; жалобно трещала разбиваемая мебель. Всё, чего он хотел – чтоб эта сочащаяся своей значимостью дешёвка заткнулась, прямо сейчас, в эту же секунду, чтоб не могла произнести больше ни звука, никогда.
Бешенство отпустило Санька так же быстро, как и настигло. Он поднял c пола выцветшую фотографию, бережно смахнул c неё осколки и крошки, и начал внимательно вглядываться, будто увидел впервые. Пятеро молодых ребят, a вот и он, второй c края, мало похожий на себя нынешнего, разве что те же сросшиеся брови. На обороте почти стёршаяся надпись его рукой: «Грозный, март 1995 года».
Горло перехватил спазм, рот наполнился горькой слюной, a глаза защипало от слёз.
«Услуги нарколога. Лечу алкогольную и наркотическую зависимость, вывожу из запоя. Возможен выезд на дом»
Калмычиха c демонстративным отвращением осмотрела последствия Саниного загула: везде валялись бутылки, окурки, объедки, на стене над телевизором багровело пятно. «Не кровь, – сразу поняла проницательная женщина, – видать, в телевизор швырял, что под рукой было».
Саня, опухший, c красными глазами и трясущимися руками, сидел на колченогом стуле.
– Всё,
