нали, что женщина, которую они называли миссис Бертон, на самом деле была полковником РККА Урсулой Кучински, убежденной коммунисткой, заслуженным офицером советской военной разведки и невероятно опытной разведчицей, участвовавшей в шпионских операциях в Китае, Польше и Швейцарии, прежде чем прибыть по указанию Москвы в Британию. Они не знали, что все трое ее детей от разных отцов, как и того, что Лен Бертон тоже был тайным агентом. Они не догадывались, что она немецкая еврейка, яростная противница нацизма и что во время Второй мировой войны она шпионила против фашистов, а теперь, когда началась новая, холодная война, шпионила за Британией и Америкой. Они не знали, что в стоявшей за “Соснами” уборной миссис Бертон (чью фамилию следовало писать не Burton, а Beurton) соорудила мощный радиопередатчик, настроенный на штаб-квартиру советской разведки в Москве. Деревенские жители Грейт-Роллрайта понятия не имели, что во время своей последней военной миссии миссис Бертон внедрила шпионов-коммунистов в сверхсекретную операцию США, десантировавшую агентов-антинацистов в гибнущий Третий рейх. Считалось, что эти “хорошие немцы” шпионят на Америку, а на самом деле они работали на полковника Кучински из Грейт-Роллрайта.
Но самой важной подпольной работе миссис Бертон суждено было изменить будущее всего мира: она помогала Советскому Союзу создать собственную атомную бомбу.
В течение многих лет Урсула руководила агентурой, состоявшей из шпионов-коммунистов, внедренных в сердце британской атомной программы, и передавала в Москву информацию, которая позволит в результате советским ученым создать собственное ядерное оружие. Урсула полноценно участвовала в деревенской жизни; ее сконам завидовал весь Грейт-Роллрайт. Но в своей параллельной, тайной жизни она способствовала сохранению баланса сил между Востоком и Западом, и, как она считала, помогала предотвратить ядерную войну, похищая научные данные об атомном оружии у одной стороны и предоставляя их другой. Седлая велосипед и вооружившись карточкой на продукты и авоськами, миссис Бертон отправлялась добывать смертоносные секреты.
Урсула Кучински-Бертон была одновременно матерью, домохозяйкой, писательницей, опытным радиотехником, куратором, курьером, диверсанткой, подрывницей, бойцом холодной войны и тайным агентом. Она работала под кодовым именем Соня. Вот ее история.
Глава 1. Ураган
Первого мая 1924 года берлинский полицейский ударил резиновой дубинкой по спине шестнадцатилетнюю девушку и тем самым помог ей встать на путь революции.
Тысячи берлинцев в течении нескольких часов шествовали по улицам города на ежегодном чествовании рабочего класса. В числе демонстрантов было множество коммунистов и большая колонна молодежи. Украсив одежду красными гвоздиками, они несли плакаты, гласившие: “Руки прочь от Советской России”, и распевали коммунистические песни: “Мы кузнецы, и дух наш молод, / Куем мы к счастию ключи!” Политические демонстрации были под запретом, вдоль улиц выстроилась полиция, хмуро наблюдавшая за происходящим. На углу улицы поглумиться над шествием собралась горстка фашистов-коричневорубашечников. Начались потасовки. В воздух взмыла бутылка. Коммунисты запели громче.
Во главе молодежной колонны коммунистов шествовала субтильная девушка в рабочей кепке, неполных семнадцати лет. Это была первая уличная демонстрация Урсулы Кучински: ее глаза горели от воодушевления, когда она размахивала своим плакатом, горланя гимн Auf, auf, zum Kampf, “Вставай, вставай на борьбу”. Ее прозвали Ураган, и, вышагивая и распевая, Урсула пританцовывала от захлестнувшей ее радости.
Полиция пошла в наступление, когда шествие сворачивало на Миттельштрассе. Урсула вспоминала “визг тормозов, заглушивший пение, вопли, полицейские свистки и возмущенные выкрики. Молодых людей валили на землю и волокли в грузовики”. Посреди этой суматохи Урсулу повалили навзничь на мостовую. Подняв голову, она увидела возвышавшегося над ней дюжего полицейского. На зеленой униформе под мышками проступали пятна пота. Ухмыльнувшись, он замахнулся дубинкой и со всей силы нанес девушке удар по пояснице.
Первым делом ее охватила ярость – и лишь потом ее пронзила самая острая боль, которую ей довелось испытать в своей жизни. “Мне было так больно, что я не могла нормально дышать”. Ее друг, молодой коммунист Габо Левин, оттащил ее в подъезд дома. “Все хорошо, Ураган, – говорил он, потирая ей спину в том месте, куда пришелся удар. – Это пройдет”. Группа Урсулы уже давно разбежалась. Кого-то задержали. Но по широкой улице приближались еще несколько тысяч демонстрантов. Габо помог Урсуле подняться и отдал ей один из упавших плакатов. “Я продолжила шествие, – писала она потом, – еще не догадываясь, что это решение предопределило мою судьбу”.
Мать Урсулы была в ярости, когда дочь вернулась домой в тот вечер в разорванной одежде и с иссиня-черным кровоподтеком на спине.
Берта Кучински потребовала от нее ответа, чем та занималась, “слоняясь по улицам под руку с кодлой горланящих во весь голос пьяных подростков”.
“Мы не пили и не
