Да, наверное, немного устал. Но знаешь, я ведь сделал эту судьбу своими собственными руками. А значит, мне самому ее и проживать.
– Почему бы тебе не бросить это занятие?
– Всё жду подходящего момента.
– Не боишься прождать слишком долго?
Альварес внимательно посмотрел на женщину, когда-то бывшую его женой.
– А ты?
– Я не боюсь. Когда-то я уже ждала слишком долго. И у меня к ожиданию выработался иммунитет. Можно сказать, у меня есть вакцина от ожидания.
– Может быть, тогда и мне стоит привиться?
– От некоторых болезней прививки не существует.
– Я знаю только две вещи, от которых не существует прививки. И то насчет первой я сомневаюсь.
– Что же это за болезни?
– Смерть и любовь.
Полина усмехнулась не то с иронией, не то с давней затаенной печалью. Она ничего не ответила. В комнату снова ворвался прохладный ветер, неся с собой весть о приближении вечера.
Альварес заглянул Полине в глаза и увидел упрек.
Значит, что-то осталось.
А может быть, может быть, это только показалось ему.
Может быть, все изменилось, и она изменилась, и он больше не умеет читать по ее глазам.
Время – одна из самых сильных вещей на земле. Хотя, конечно, оно и не сильнее любви.
Альварес смял мчащиеся перед глазами картины памяти и сказал так, как говорят, когда хотят сменить тему разговора.
– Да, ты права, что-то я действительно устал за этот год, с фильмом. Ты права.
Полина поднялась с кресла. Поддавшись какому-то внутреннему интуитивному порыву, повернулась к широким окнам, поймала глазами добрый и теплый свет, тронула длинную занавеску и оказалась на белом балконе.
В одно мгновение перед ней пролетело все, что забылось. И скамейка у старого пруда в Подебрадах, и Полабский мост, и его слова, его последние слова тогда, в аэропорту.
Это было шесть лет назад. А сейчас ей казалось, что прошла целая вечность. И одновременно – что все это было только вчера.
Ей вдруг стало странно, что все прошло, развеялось, словно туман над рекой ранним утром. И еще более странно оттого, что она снова видит этого человека и даже говорит с ним.
– Разве может такое быть? – прошептала она сама себе.
– Снова август, черт его подери! – живо воскликнул Алберт, выходя на балкон вслед за девушкой. – Люблю его, что бы он ни вытворял!
Полина улыбнулась, внезапно почувствовав какую-то странную вялость, бессилие перед чем-то великим и свершившимся.
«Так сказал бы Томаш, но не Алберт», – поймала себя на мысли Полина, а вслух сказала:
– А я не люблю август. Время дождей. Иллюзия лета. Месяц-обманщик.
– Да, август – месяц-мистификатор. Здесь, в Байресе он заканчивает зиму.
