парадная каюта и две каюты, как приказано здесь (он показал письмо) – сэр Джон Мэйлоу и мисс Марджори Мэйлоу. Вы когда-нибудь слышали рассказ о капитане Джеке Мэйлоу, мастер Барнаби?
Теперь я верю, что мистер Гринфилд вообще понятия не имел, что старый капитан Брэнд был родным дедом юного Барнаби Тру и что Джон Мэйлоу был его убийцей, но когда он так назвал ему имя этого человека, что само по себе и последнее приключение, через которое тот сам только что прошел, и с его размышлениями об этом, пока оно не стало настолько невероятно большим в его сознании, это было все равно, что нанести ему удар по макушке. Тем не менее молодой человек смог ответить с довольно серьезным лицом, что он слышал о капитане Мэйлоу и кто он такой.
– Что ж, – говорит мистер Гринфилд, – если двадцать лет назад Джек Мэйлоу был отчаянным пиратом и диким, безрассудным воином, то теперь он сэр Джон Мэйлоу и владелец прекрасного поместья в Девоншире. Что ж, мастер Барнаби, когда человек становится баронетом и получает в наследство прекрасное поместье (хотя я слышал, что оно сильно обременено долгами), мир закрывает глаза на многое, что он, возможно, вытворял лет двадцать тому назад. Однако я слышал, что его собственные родственники по-прежнему относятся к нему холодно.
На это уточнение Барнаби ничего не ответил, но сидел и курил свою сигару с большой скоростью.
И случилось так, что в тот вечер Барнаби Тру впервые столкнулся лицом к лицу с человеком, который убил его родного дедушку – величайшим чудовищем, которого он когда-либо встречал за всю свою жизнь.
В тот раз в гавани он увидел сэра Джона Мэйлоу на расстоянии и в темноте; теперь же, когда он увидел его рядом, ему показалось, что он никогда в жизни не видел более злобного лица. Не то чтобы этот человек был совсем уродливым, у него был хороший нос и прекрасный двойной подбородок; но его глаза выделялись, как шары, были красными и водянистыми, и он постоянно моргал ими, как будто они всегда болели; и ещё – его губы были толстыми и пурпурно-красными, а его толстые, красные щеки были покрыты пятнами тут и там с небольшими сгустки пурпурных вен; и когда он заговорил, его голос так дрожал в горле, что хотелось прочистить собственное горло, чтобы выслушать его. Итак, с парой толстых белых рук, хриплым голосом, опухшим лицом и выпяченными толстыми губами, Барнаби показалось, что он и на самом деле никогда не видел столь неприятного лица.
Но если сэр Джон Мэйлоу так не понравился нашему герою, то его внучка, даже когда он впервые увидел ее, показалась ему самой красивой, милой молодой леди, которую он когда-либо видел. У нее была тонкая, светлая кожа, красные губы и соломенные волосы – хотя по этому случаю их слегка припудрили белой пудрой – и самые голубые глаза, которые Барнаби видел за всю свою жизнь. Милое, робкое создание, которое, казалось, не осмеливалось произнести ни слова в свое оправдание, не спросив разрешения у сэра Джона, и сжималось и вздрагивало
