смысле? Сидел что ли?
– Не, – рассмеялся он. – В спортивном лагере. «Русь Святая» называется. Пацаны из качалки создали, мы туда на полгода поехали, чтобы на природе заниматься и просвещаться. Слыхал о таком?
– Не-а, – мотнул я головой. – О других слыхал. Бритых сейчас на районе много стало.
– Да то ебланы, – ругнулся Макс. – Нормальных бригад раз-два и обчелся. Остальные по беспределу живут, как звери.
– А вы? – усмехнулся я. Макс было напрягся, но потом выдохнул и даже сподобился на улыбку.
– Пиздец ты дерзкий, Дьяк, – покачал он головой, но тон был веселым. – Мы не беспределим. Проводим работу со школьниками, об истории рассказываем, на слеты гоняем. Лагерь вот свой в области открыли. Если надумаешь, залетай…
– Не, не. Я в национализм не лезу, друже, – ответил я. Макс чуть подумал и кивнул.
– Но приглашение в силе. У нас серьезная бригада, смотри. Слыхал, на той неделе замес был с чурками в центре?
– Вроде да, – кивнул я. – Типа ресторан там чей-то спалили.
– Угу. Оборзели вконец. У Шустрого… пацан наш, там бабу обидели. Чурки доебались и чуть в подсобку её с подругой не затащили. Совсем охуели, прикинь. Ну мы с братьями и ответили, – ответил он. Я промолчал, припоминая подробности. Пятерых увезли в реанимацию, и еще десяток гостей пострадали от огня. – Сейчас вот Шаман, старшак наш, думает в политику идти. Говорит, что харэ детской хуйней заниматься. Надо на верхах вопросы решать.
Макс говорил с жаром человека, которому мозги промыли не один раз. И с каждым словом улыбка на моем лице становилась все более растерянной. Это уже не подростковая банда получается, а серьезная организация, как Макс и говорил. Балалай тоже баловался национализмом, но он, по крайней мере, просто пиздел. А Макс в эту тему вписался конкретно.
– Ты не ссы, – улыбнулся Макс, заметив на моем лице испуг. – Мы волосатых не трогаем. Наоборот, Шаман говорит, что вы нам братья тоже. Рэперов да, пиздим, бывает. Потому что негров любят. Панки тоже свои пацаны. Ну и гопоту оборзевшую порой приструниваем. Ты залетай, не стесняйся. У Шамана дома собрания проводятся. Обсуждаем там всякое интересное. Друзей приводи.
– Я подумаю, Макс, – тихо сказал я, смотря на него.
– Заебись, – снова улыбнулся он. – Синий дом. На соседней от Солёного улице. Скажешь, что от Нафани пришел. Пустят.
– Нафани?
– Ага. Пыга моя. Ты пацан свой, правильный. Поэтому и зову.
– Я подумаю, – вздохнул я и, поднявшись, пожал Максу руку. – Бывай, друже.
– И ты не теряйся, – усмехнулся он, провожая меня взглядом.
– Ебанина какая-то с людьми творится, – буркнул Балалай, когда мы вечером сидели на промке втроем. На камне стояли две сиськи холодного пива, лежала общая пачка сигарет и две раскрытые пачки сухариков со вкусом сыра, вонявшие прокисшими носками.
– Не
