припекает,А дальше всё по кругу,
Такое всякий знает:
АПРЕЛЬ капелью плачет,
Зелёный МАЙ смеётся,
В ИЮНЕ солнце греет,
В ИЮЛЕ уже жжётся.
Мама Света вошла в комнату, и образовалось трио:
– АПРЕЛЬ капелью плачет,
Зелёный МАЙ смеётся,
В ИЮНЕ солнце греет,
В ИЮЛЕ уже жжётся…
– Молодец, Петь, но это только начало – смотри свой мультик и за работу!
…Сахар давно растаял, а Иван ещё долго звенел ложкой в бокале с остывшим чаем. Затем он тупо уставился в стол, поддавшись ватной тишине, которая, став почти осязаемой, давила на плечи, вдавливая Ивана всё глубже в диван.
Света слегка коснулась руки мужа:
– О чём всё думаешь-то? Сон такой плохой, что ли?
Иван вздрогнул от этого неожиданного прикосновения, которое вывело его из такого далёкого далека, о котором он уже не помнил, но ощущал ужас, поселившийся глубоко внутри:
– Очень плохой. Реальный такой, даже страшно… И осадок гадкий, на душе глухой пустотой висит.
Света подсела к мужу:
– Расскажи, чтобы не сбылось!
Иван помотал головой:
– Не могу. Не сбудется…
Света:
– Расскажи. Легче будет.
Иван долго молчал, глядя в стол, но взгляд не упирался в него, а проходил сквозь столешницу и утопал в неизмеримо глубоком ужасе. Наконец Иван откашлялся, крякнул, проглотив ком, и тонкий звук пробился из сузившегося горла:
– Сон такой, будто бы у нас ничего не получилось…
Лицо Светы дрогнуло:
– Как не получилось?
Иван зажмурился в бесполезной попытке удержать слёзы:
– Помнишь, как Петя еле шевелил губами…, говорил: «Слишком мало времени… слишком мало времени… чтобы меня спасти»?
Света кивнула головой и заплакала.
Иван:
– Как будто ничего не получилось… И мы проиграли…
Света обняла Ивана:
– Это был сон. Всего лишь сон.
Родители рыдали на кухне, а из комнаты каким-то диким диссонансом, полным несоответствием с внутренним ощущением горя, доносилось бодрое пение сына: «Апрель капелью плачет, зелёный май смеётся, в июне солнце греет, в июле уже жжётся…»
Тягучая тьма заполонила собой весь оставшийся на поверхности мир. Всполохи света и резкие звуки тщетно пытались пронзить её – они вязли и тонули в этой неравной схватке. Иван тёр глаза, но никак не мог раскрыть их. Свинцовое одеяло накрыло его с головой, перемешав кости, плоть, помыслы и желания в одну неизмеримо тяжёлую массу. Вдруг откуда-то издалека, откуда-то снаружи, донёсся самый родной на всём свете голос:
– Пап. Пап… Вставай, хватит спать! Пап…
Огромным усилием воли Иван приоткрыл глаза: сквозь звенящее марево тумана угадывалась фигура сына, стоящего у окна.
– Пап… Ну, наконец-то проснулся! – Петя бодро махнул рукой. – Иди сюда скорее, чего покажу!
Тяжесть, тоска
