ментальный зондаж погибших. Верили вы в это и испугались разоблачения, или просто по плану пришла пора очередной смерти – но вы подсыпали отраву в средство Нимисова, благо оно готовилось у вас на кухне. Спустившись к умершему, вы опять пометили труп фигуркой, а несколько других накануне подкинули Нимисову, чтобы навлечь на того подозрение.
Должен сказать, что я действительно считал, что Валерий Васильевич покончил с собой. Но вам не повезло – Олег заподозрил вас. Он видел, как вы заходили в комнату Нимисова накануне и рассказал нам об этом, – Страчанский говорил спокойно, выполняя свой долг, а я пытался ослабить узлы веревки. Не получается. Руки начали неметь – нарушилась циркуляция крови.
– Прямого нападения я не боялся, – Александр Борисович вытащил из внутреннего кармана пиджака тупорылый револьвер. А я гадаю, жабу он греет, что ли, – Еще в Москве, по совету Крутова, я обзавелся оружием. С некоторых пор приходится беспокоиться о личной безопасности. Но вот отравить нас вы могли.
– Это не доказательства, а рассуждения, – болела прокушенная голень, саднила растревоженная ладонь.
– Будут и доказательства. Этой ночью я не спал, и слышал, как внизу открылись двери, и кто-то вышел из своей комнаты. Я разбудил Аркадия Иосифовича. Ни вас, ни Олега на месте не оказалось. Возможно, вы предложили ему объясниться, а он недооценил вас, понадеявшись на свои кулаки. Мы заглянули на кухню и увидели вас, вытирающего рукоять ножа. Иных доказательств и не требуется.
– Что с ним разговаривать, – Аркаша подошел и пнул меня. Молодость, пылкая, увлекающаяся молодость.
– Спокойнее, Аркадий Иосифович.
За моей спиной часы пробили три раза. Страчанский потянулся в другой карман. Опять револьвер? Нет, он достал флакон и рюмочку– яичко. Режим суров, но он режим.
– Мы сдадим вас властям. А до тех пор придется вам терпеть некоторые неудобства.
Он собрал рюмку, отмерил дозу из флакона. Я напряженно следил за ним. Неужели…
– Не отравлено, Петр Иванович, – он проглотил снадобье. – Живой, как видите.
– У вашей версии один дефект. Её можно приложить к каждому.
– Никто из присутствующих, кроме вас, не мог подложить фигурку Юрию Крутову, – холодно ответил Страчанский. – И мы не вытирали нож, которым убили Олега.
Я пошевелил пальцами рук. Пока послушны.
– Давеча, Александр Борисович, вы убедили всех нас, что убийца – Нимисов. Давайте предположим, что это – правда. Но не вся. У Нимисова есть сообщник. Первые три убийства они совершили вместе, а потом сообщник убивает Нимисова и несет эстафету смерти, простите за высокопарность, в одиночестве.
– Любопытно, – вежливо протянул Страчанский. – Кто же тот таинственный сообщник?
– Вернемся к фигурам. Мы считали, что преступник оставляет их, чтобы навести на ложный след. А если нет? Если фигура – оценка, эпитафия? Саблецова пешкой обозначить могли и вы – потому что цените себя на три головы выше. Из презрения. И ты, Аркаша, считал
