что к нему обращается совершенно незнакомый человек.
– Вы должны помочь! Нет, вы просто обязаны помочь! – незнакомец картинно размахивал руками, словно артист, представляющий местечкового брадобрея во второразрядном водевиле. И одет соответственно, одна австрийская кепка чего стоит, трофей империалистической войны.
– Хорошо, но давайте пройдем в тень, – Арехин подошел к скамье, стоящей под деревом.
Незнакомец шёл рядом, забегая вперед и заглядывая Арехину в лицо. На вид ему было лет шестьдесят, шестьдесят пять.
– Что я могу для вас сделать? – спросил Арехин, сев на скамью.
– Не для меня, не для меня! Для человечества! Для всего человечества! – незнакомец чуть не пустился перед Арехиным в пляс.
– Хорошо. Для всего человечества. Простите, но с кем я имею честь разговаривать? – Арехин решил и сам подпустить водевильного духа. Иногда юмор может сделать то, что не под силу вежливой строгости. Тем более, строгости грубой.
– Я – Каннинг. Павел Каннинг. Ассистент Константина Эдуардовича Циолковского.
– И что, по-вашему, я способен сделать для всего человечества?
– Освободите Циолковского! Как можно скорее! Константин Эдуардович не создан для тюрьмы!
– Простите?
– Вы должны освободить Циолковского! Само пребывание его в тюрьме есть величайший позор России, но если он погибнет… Если он погибнет, последствия будут самые чудовищные!
– Присядьте, пожалуйста, – спокойно сказал Арехин. Спокойствие заразно, хотя и в меньшей степени, нежели возбуждение.
Каннинг нехотя сел по левую руку от Арехина. Уже зацепочка. По правую руку садятся обычно люди логики, по левую – люди чувства.
– Вы хотите сказать, что Циолковский сейчас в тюрьме?
– Как будто вы этого не знаете? – вопросом на вопрос ответил Каннинг.
– Не знаю, – невозмутимо подтвердил Арехин. – Более того, я и о самом Циолковском знаю крайне мало. В гимназии, помнится, читал повесть о человеке, волшебным образом попавшем на Луну. Автором значился Циолковский. Если вы говорите о нём, то этим мои знания и ограничиваются. А другие Циолковские мне неизвестны вовсе.
Вопреки ожиданиям, Каннинг тоже ответил спокойно (действует, действует!):
– Константин Эдуардович – человек исключительно скромный и предельно деликатный. Он автор не только книги о Луне, которую вы изволили читать в гимназии. Он автор целой вселенной. А если проще, приземлённее, что ли, Циолковский разработал способ путешествия между планетами и звездами, при этом исправив законы Ньютона. Но и это не столь важно. Главное – он узнал о существах других миров, существах, способных и желающих покорить наш мир, если уже не покоривших его. И вот теперь он в тюрьме…
– В тюрьме? Из-за существ других миров? – не удержался Арехин.
– И очень может быть, – печально ответил Каннинг.
– И где же его содержат?
– Содержат? Милое слово. Как в зоологическом саду: кормят, поят, чистят, лечат… Его держат в тюрьме на Лубянке.
– Кстати, тюрем у нас больше нет. Есть домзаки, специзоляторы, допры, трудколонии, в общем, много чего есть. Но тюрем нет. Запомните на будущее.
– Запомню, – сказал Каннинг, но видно было, что стараться не станет.
– Циолковского содержат в следственном изоляторе Лубянки?
– Именно так.
– Тогда почему вы обращаетесь ко мне? Я к Лубянке отношения не имею.
– Разве? Но вы ведь знакомы с Дзержинским?
– Не близко.
– Знающие люди посоветовали обратиться именно к вам.
– Кто эти знающие люди?
– Я не могу назвать имена. Но их доводы таковы: Циолковского обвиняют в передаче белогвардейцам чертежей металлического дирижабля. А вы, как мне сказали, недавно занимались чем-то, связанном с дирижаблями. Металлическими. Потому вас и порекомендовали.
– Вот как? – Алехин задумался. Дело о чугунном дирижабле было засекречено, но – какие секреты сейчас? Что знают двое, знает весь мир. Или, по крайней мере, Павел Каннинг. Пожалуй, нетрудно догадаться, кто порекомендовал его Каннингу. Капелица, кто ж ещё. Без всякого подвоха, от чистого сердца. Хочет помочь собрату по науке.
– Ничего обещать не могу, – наконец, ответил он. – Если Циолковский – враг революции, то…
– Он не враг, не враг, – перебил Каннинг, вновь охваченный волнением. – С чего бы ему быть врагом? Он её, революцию, считает способом освободиться от гнёта догмы. И всячески приветствует.
