отложились, похоже, на всю оставшуюся жизнь. Лек-Сий, великий богослов времён пре-Смерти, писал коротко, но чрезвычайно ёмко, и его высказывания помогали осмыслить случившееся тысячелетия спустя. Во всяком случае, ни одно сочинение не обходилось без цитирования «Завета Верных», главного труда жизни Лек-Сия.
Все эти необязательные и даже лишние мысли вертелись в голове Еремея в то время, пока он приводил себя в порядок. Обед – дело серьёзное, особенно обед, на котором присутствуют старшина поселения и священник. Это не просто трапеза, это ещё и обмен мыслями. Не мыслями, словами, поправил себя Еремей. К счастью, мыслями в скиту обмениваться не получалось. Статис-Поле. И очень хорошо, что не получалось, потому что Еремей чувствовал, что мысли у него сейчас самые несерьёзные. Мысли семинариста, а не священника поселения пионеров.
Достопочтенный Хармсдоннер представил его семейству. Абигайль, его жена. Лора, его дочь. Сара Хармсдоннер, его сестра. Почтенный Им-Зик, гость.
Все сдержанно и с достоинством ответили на приветствие Еремея.
Молитву он прочитал хорошо, искренне. Но без лишнего, неуместного за обеденным столом жара.
Столовая, уютная, небольшая, сияла золотым светом. Всюду вышивки золотою нитью, видно сразу, что хозяйка – рукодельница. Или обе хозяйки, мать и дочь. Плюс тетушка.
Старшая Хармсдоннер, Абигайль выглядела лишь немногим взрослее дочери. Но одета наряднее, ради гостя или просто из любви к красоте. Наряжаться незазорно, если наряды сделаны своими руками. А они, наряды, были достойны королев дальних стран, что на берегу Лантического моря-окияна. О тех странах любят рассказывать вечерами бабушки внукам и внучкам. Всё есть в тех странах – мыслители и рыцари, колдуны и драконы, прекрасные красавицы и дворцы из рубинов и изумрудов.
Блюда, что подавали Лора и Абигайль, были простыми. Иначе у пионеров не бывает. Но простое кушанье, сделанное искусными руками, стоит изысканного. Во всяком случае, Еремей давно не ел с таким воодушевлением, как сегодня.
Его расспрашивали о жизни в Монастыре, он отвечал в меру собственной осведомлённости. Спрашивали, какое впечатление производит Но-Ом. Самое замечательное. А скит круглолицых? Он видел очень мало. А шаман? Правда, что он живёт в хижине из человеческих костей?
Костей в хижине всего ничего, завеса на двери. Пальцы, запястья прежних шаманов. Очевидно, по представлениям язычников, подобная завеса ограждает шамана от зла.
Когда обед подошёл к концу, Еремей решил, что собеседники, особенно Сара и Лора хотели бы задать вопросов много больше, но чувство приличия заставляло их сдерживаться. Ничего удивительного, новый человек в скиту надолго оставался в центре внимания, если выкладывал известия скупо, расчетливо. А бухнуть всё разом значило разочаровать слушателей, настроенных на долгое, занятное дело – выпытывать кроха за крохой подробности жизни в Монастыре, на Большой Земле. Поселенцы до некоторой степени, действительно, чувствовали себя островитянами. Многие дни пути по тайге делали Монастырь чем-то
