здесь, в лесу.
– Ты пойдешь в замок, говорю я тебе. Башня для тебя уже готова, ты там будешь полной хозяйкой.
– Запереть меня задумали, а там, не ровен час, пожар вспыхнет или крысы загрызут… Знаю я вас! Дудки! Говорю вам, я буду ваша, извольте, но прямо здесь, на сосновых иголках.
Виконт присел возле нее. Зажав в руке сосновую иголку, он пощекотал ею шейку Памелы. Памела вся покрылась гусиной кожей, но не двинулась с места. Она смотрела на лицо виконта, склоненное над ней: профиль, который всегда остается профилем, даже если смотреть анфас, два доведенных только до середины ряда зубов, которые сейчас, когда виконт улыбался, напоминали ножницы.
Медардо сломал иглу в кулаке.
– Только в башне ты мне нужна, только в башне, за семью замками!
Пастушка совсем осмелела и, болтая в воздухе голыми ножками, повторяла:
– Здесь, в лесу, согласна, в неволе – никогда, хоть убейте!
– Я тебя заставлю сделать по-моему, – сказал Медардо, положив руку на круп коня, который все это время гулял по лесу, но сейчас, словно нарочно, оказался рядом. Он вскочил в седло и умчался прочь по лесной тропе.
Ночь Памела, как всегда, провела в своем гамаке, подвешенном между оливковым и фиговым деревьями, а утром – о ужас! – нашла на себе маленький кровоточащий трупик: половину белки. Зверек был разрезан, как обычно, вдоль, но рыжий хвост остался в неприкосновенности.
– Господи, какая же я несчастная! – пожаловалась она родителям. – Этот виконт не дает мне проходу!
Отец с матерью передавали белку из рук в руки.
– Вы только посмотрите, – заметил отец, – хвост-то он не тронул. Пожалуй, это хороший знак…
– Может, он постепенно добреет?.. – подхватила мать.
– Он ведь обычно все разрезает пополам, – продолжал отец, – а вот хвост, самое красивое, что есть у белки, не тронул.
– Может, он хотел этим сказать, – поддержала мать, – что и в тебе не тронет все хорошее и красивое.
Памела схватилась за голову.
– Батюшка, матушка, что вы такое городите? Вы что-то скрываете от меня? Виконт говорил с вами?
– Говорить не говорил, но просил передать, что собирается зайти, посулил кое-что нам на бедность, – ответил отец.
– Батюшка, если он придет, отвори ульи, пусть его встретят пчелы!
– Дочка, но ведь Медардо, кажется, и впрямь меняется к лучшему… – твердила мать.
– Матушка, если он придет, привяжите его к муравейнику!
Ночью загорелась скирда соломы, где спала мать, и развалилась бочка, в которой спал отец. Утром, когда старики созерцали последствия катастрофы, появился виконт.
– Сожалею, что напугал вас сегодня ночью, но я не знал, как лучше приступить к делу. Ставлю вас в известность, что мне пришлась по душе ваша дочь Памела и я хочу взять ее к себе в замок. И потому требую, чтобы вы передали ее мне из рук в руки. Жизнь ее изменится, да и ваша тоже.
