не выдержала я, пытаясь не смять единственную тетрадь в порыве гнева, – я бы хотела учиться, а не слушать твою болтовню. По крайней мере на паре.
– Прости-прости! – залепетала она, и профессор вновь обернулся.
Но теперь все его внимание переключилось на нас. Отложив мел, он с интересом наклонил голову, когда посмотрел на меня. Кессади быстро осознала свою вину и стала громко извиняться, однако было поздно. Эндел Эстор уже приготовился к гневной тираде или того хуже.
– Ваш лепет был слышен на всю аудиторию. Я правда хотел закрыть глаза на все это, но хочу напомнить о жутком Лабиринте, куда попадают все пропащие вроде вас двоих… Только вчера Лабиринт поглотил семерых Грехов, и никому не удалось выбраться. Глупость и слабость погубила их несчастные задницы. – Профессор ухмыльнулся, будто нашел что-то смешное в своих словах. Черные воронки глаз скользнули по моей руке, где все еще зияло расписание Академии. – Еще раз услышу хоть один писк – отрублю каждой по пальцу и заставлю съесть. – Эндел переключил взгляд на Кессади. – Конечно, для тебя это не будет наказанием, но твоей подружке вряд ли понравится вкус собственной плоти на зубах.
Кессади послушно притупила взгляд, а я продолжала смотреть на профессора, даже не моргнув. Если он думает, что напугал меня, то глубоко ошибается.
– Ты что-то хотела, Фрэй? – членораздельно спросил Эндел, акцентировав мое имя.
– Нет.
Его губы дрогнули в кривой улыбке.
– Тогда сконцентрируйся на моем предмете, а не на мне.
Грехи снова зашептались, а я заскрипела зубами от злости. Наверняка нам уже приписали роман, и это задевало мои чувства. Я ощущала всеобъемлющее чувство стыда, которое скинуло мою гордость в бездонную пропасть. Никто не должен обсуждать меня, тем более смеяться надо мной!
– Итак, – заговорил Эндел, с лукавой улыбкой отворачиваясь к доске, – продолжим занятие.
До конца пары я сидела будто на иголках и пыталась зафиксировать все, что начертил профессор. Сегодняшняя тема была вводной, и нам рассказывали, чем мы будем заниматься на предмете. Эндел уверял, что помимо теории мы также будем практиковаться в защите от чар. Даже нам – олицетворениям грехов – нужно обороняться друг от друга. Везде могут быть предатели и посыльные. Дьявол наделил нас самыми ядовитыми чертами, которые только могут быть в мире людей. Каждый Грех рождался порочным и был способен на самые непредсказуемые поступки. В то время как я училась выживать в Содоме, в Академии умирали сотни студентов: их убивали одни из самых сильных Грехов, созданных Сатаной. Гнев, Алчность и Вожделение правили этим местом. Если они не получали того, чего желают, или кто-то вставал на их пути – умирали все. Жажда крови и превосходства затмевала их разум, и я никогда не понимала этого. Я знала, что Гордыни могут околдовывать, истязать, но не убивать – по крайней мере, я не чувствовала в этом надобности. В Содоме, где я провела целый год, творилось то же самое, но условия для существования были никчемны. В городе, в котором каждый дом строился из костей, грязи
