но все еще боязливо косился на столик с тремя мужчинами.
– Вы правы, господин барон, – он внезапно обратился ко мне. – И очень точно его описали. Он приходил сперва пару недель назад, потом на прошлой неделе и позавчера тоже был. Обещал зайти сегодня снова.
– А он не боится, что ты его обманешь? – спросил я. – Раз намеревается прийти к тебе в участок.
– Нет, он столько заплатил! – Коняев заговорил еще тише, – сказал, чтобы не перекупили обратно.
– Скажи-ка, за сколько же ты продал наше хорошее прошлое? – прошипел Дитер.
– Дал сто пятьдесят. Обещал еще двести после того, как отдам вас.
– Не тридцать серебряников, – немец теперь выглядел возмущенным донельзя, – но все равно ты слишком легко продался, Коняев. – И ты должен привести нас в управление, чтобы передать ему?
– Только тебя, – уткнулся в чашку полицейский. Румянец стыда на щеках он скрыть и не пытался.
– Странно это все, – я повел плечами и посмотрел на Дитера так, чтобы в область зрения попал еще и соседний столик. За ним, кажется, уже начали нервничать. – Получается, что они еще не знают, что ты не имеешь отношения к деньгам? Зачем это все? Или просто не успели предупредить?
– Он очень осторожен, проходил мельком, – тут же сообщил Коняев. – Даже не заходил, кроме самого первого раза. Но вел себя очень важно.
– А ты нас не вздумал ли дурить? – немец прищурился. – Слишком многое тут не сходится и как-то топорно очень. И как ты должен доставить меня туда? Заковать прямо здесь?
– Нет, конечно. Все должно быть тихо. В безлюдном месте.
– Класс, – вырвалось у меня. – Прийти в людное, потом уведут в тихое. Предлагаю не ждать, а то твои друзья уже вовсю нервничают.
Прямо в кармане я снял предохранитель, повернув стопорное кольцо на «шершне». Коняев рассчитался за всех троих. Нечего жадничать, когда за такие деньги продаешь почти что друга.
Заметив, что мы начали собираться, троица за соседним столиком также пришла в движение. Мы уже шли к вешалке, а они, бедные, старались привлечь внимание исключительно официанта, чтобы произвести расчет. И при этом не бросаться в глаза остальным.
Самое забавное оказалось в том, что именно с ними официантка, добродушная женщина в возрасте, решила поговорить. Я уже надевал пальто, когда услышал, как она расспрашивает их о том, почему они практически ничего не съели.
Мы нарочно не спешили. Мимо прошел Алан и спросил, все в порядке. Договорились, что он выйдет после троицы. Поэтому он мастерски отвлек официантку и позволил тем выйти за нами.
Они держались на небольшом расстоянии от нас и шли неплотной группой. Коняев шел впереди, чуть поодаль двигался Дитер, а я в паре шагов от них двигался, сжимая в кармане «шершень».
По улице туда-сюда сновали люди и не было ни одного переулка достаточно темного и безлюдного, чтобы хитрость и коварство с одной стороны схлестнулись с благими силами сопротивления с другой.
