принёс им иконы и сладости, которые купил на своё жалование, и каждому находил слова утешения:
– Ну, что ты, Владимир, право, Господь поможет, ты ещё поправишься, мы ещё повоюем мусульманами за веру православную, а пока набирайся сил. А ты, Артём, совсем раскис, нельзя так, с нами же Господь Христос, я за тебя молиться буду, а ты угощайся сладким и выздоравливай – мне бойцы нужны…
Вдруг пожилой матрос с суровым взглядом позвал Ушакова. Молодой вице-адмирал с сожалением оставил своё благое дело утешения больных и вышел на палубу с пожилым матросом.
– Александр, что ты хотел мне сказать?
– Ваше благородие, пока вы делами милосердия занимаетесь, матушка императрица расспрашивала о вас, было ей анонимное письмо, что, будто вы – казнокрад и взяточник. Мы-то все знаем, что это не так, а вот перед её величеством, боюсь, вам придётся отчитываться…
Ушаков засмеялся:
– Ну, и что же? Отчитаюсь, у меня все бумаги бухгалтерские в порядке, не может быть такого, чтобы императрица поверила этому глупому письму!
Собеседник Ушакова помрачнел и произнёс:
– Не знаю, не знаю, ваше благородие, раз кто-то написал такое письмо, значит, у вас есть завистники или враги, я бы задумался на вашем месте. И императрица интересовалась этим вопросом всерьёз, как бы не было следствия и последствий соответствующих…
Ушаков серьёзно обиделся и расстроился, но вида не подал и строго ответил матросу:
– Александр, я – честный человек, не боюсь ни следствия, ни соответствующих последствий, так что скрывать и переживать у меня нет повода, а вы давно палубу не протирали!
Сказать-то так Ушаков сказал, только легче молодому вице-адмиралу не стало, сел Фёдор за бумаги, ещё раз перебрал, не нашёл ничего, что могло вызвать сомнений в его честности, что впрочем, и так все знали. Но что-то не давало Ушакову покоя: вдруг Екатерина поверит письму и даже не станет рассматривать бумаги? А наказание-то за казнокрадство позорное было: секли виновного на площади прилюдно. Для морского офицера это был бы такой стыд и срам, что Ушаков и думать об этом не хотел, да не получалось.
«Помолюсь, – подумал Ушаков – может Господь подскажет что делать…». Но после похода в церковь Фёдору легче не стало, в голве Ушакова метались мучительные мысли:
«Как объяснить, что я не виновен? И кому нужно было оклеветать меня? Кто написал эту лживую бумагу? Если бы я знал кто и почему, то, может, разобрался как-то сам. А что, если всё-таки вынесут такой приговор? Как не опозориться ещё сильнее и не закричать во время экзекуции? Как же я потом в глаза матросам буду смотреть? Господи, за что мне это, ты же знаешь, что я не виновен в казнокрадстве! Может, друзья что-то разъяснят мне…»
Из церкви Ушаков отправился к своему другу Александру Суворову, человеку известному и военному, хотя и пожилому.
– Что, ваше благородие, повис кнут над вашей светлой головой? – с интонацией шутки и даже издёвки произнёс Суворов.
Только
