в награду охапку вчерашних тюльпанов – можно использовать, можно продать.
С Крошкой я просто поговорил, когда она вылизывала в углу чернильную лапу.
– Не делай так больше. Если тебе лень идти за мышью и хочется найти игрушку на столе, я дам ее сам.
Говорят, что катланк втрое больше обычного кота, а умнее – вчетверо. В случае Крошки так и есть. Надеюсь, она не обиделась на имя. Почти всех домашних катланков называют Крошками. Как круглую собаку – Шарик, а худую – Стручок.
Между тем Крошка остановила выбор на обертке от пилюли. Стянула и принялась охотиться, недовольно пофыркивая, когда в ноздри попадали остатки снадобья.
Принимать его я повадился два года назад.
«Не надо пить такой крепкий кофе, – сказало сердце, – мне тяжело».
«А мне без него сонно», – ответил мозг.
Сердце и мозг заспорили. Как всегда, победил мозг и предложил запивать кофе лекарством. Теперь каждое утро к черному подъезду приходит не только молочница, зеленщица и мальчишка из пекарни, но и ученик аптекаря с недавно сделанной пилюлей. Она стала условием моего ежедневного кофе, а бумажка от нее – любимой игрушкой Крошки.
Любимой, но недолгой. Основное удовольствие от бумажки в том, что ее можно порвать в клочья. Когда обрывки стали такими мелкими, что не поиграешь, над столом опять возвысилась мордочка, а цепкие лапы утянули ложку. Она не успела долететь до паркета, как Крошка ухватила ее зубами и начала перекатываться на полу, подбрасывая добычу, будто вместо пойманной мышки забавлялась рыбкой.
Интересно, как сохранились катланки? Они не только живут в диких зарослях, но встречаются и в засохших садах Города. Может, дело в суеверии: убить катланка – к несчастью? Может, им просто везет? Может, их боятся?
Как выжил я – тоже непонятно. Я, князь Этьен зи Ома, уже пятый год один из четырех столпов Совета блюстителей Добродетели. Каждую неделю «Листок свободы» выходит с заглавной статьей, объясняющей, за что меня пора казнить. Странно, не правда ли?
***
Все началось с того, что король на меня обиделся за мнение о принципах налоговой системы. Три года спустя простил и пригласил на Осенний бал. Как позже выяснилось, с последствиями различной степени несчастья.
О новом королевском фаворите – графе Оллере зи Бента – я слышал многократно, но уединение не позволяло познакомиться с ним поближе. Другое имя – Оллер зи Реген, владеющий не графством Бента, а самим королем, – тоже было на шепотливом слуху. Граф боролся с некрасивым слухом тем, что не пропускал ни одной из красавиц, побеждал и хвастался победами на весь королевский двор.
Увы, с моей супругой получилось именно так. С разрешения его величества или без разрешения он принес из сокровищницы сундучок покойной королевы-матери, позволил моей жене надеть драгоценности, а лучший придворный живописец уже к вечеру вручил ей почти просохший портрет.
– Если тебя это обижает, дорогой, давай уедем в загородный замок, –
