в страхе кричит он. – Мама, перестань, пожалуйста!
В паре метров от них на скамейке лежит молодой человек лет двадцати. На нем черные джинсы и выцветшая голубая футболка. Вылитый немец. В Германии Дано видел много похожих парней с такими же белыми, словно выгоревшими на солнце, волосами. Он начал кричать еще раньше Дано, завывая и ругаясь на языке, не похожем на обычный немецкий. Значит, вот какой он, этот шведский… Парень порывался было кинуться на них, но тут же остановился. На лбу его выступила испарина. Скорчившись, он начал хвататься за живот, точь-в-точь как это только что делала мама Дано. На секунду Дано заметил промелькнувшую в глазах парня ненависть, но тот был слишком слаб и, согнувшись пополам, вернулся обратно на скамейку, где замер в позе зародыша и ворочался лишь когда начиналась рвота.
Дано кажется, что с тех пор прошли часы.
Билал по-прежнему кричит у него на руках, по-прежнему барабанит по своему животику, тук-тук-тук, решив во что бы то ни стало изгнать из него эту боль.
– Билал, пожалуйста, остановись, – тихо просит Дано сквозь стиснутые зубы. Он еще сильнее прижимает к себе братишку. – Пожалуйста, не надо, это не поможет. Оставь свой животик в покое. Перестань, перестань, перестань…
Но малыш не перестает, его маленькие ручки дрожат от изнеможения, но он продолжает стучать.
Перед ними на путях стоит поезд. Голубой поезд с куда меньшим количеством выгонов, чем у того, серебристого, который привез их сюда из Мальмё. Все сиденья в нем разные, и Дано догадывается, что, должно быть, это и есть тот самый пригородный поезд, о котором ему говорил мужчина, сидевший по другую сторону от прохода. Двери электрички открыты, и на первый взгляд она кажется покинутой, но изнутри доносятся стоны, больше похожие на жалобы. Должно быть, там, внутри, тоже лежат люди.
Тот мужчина в желтом жилете в конце концов открыл двери их поезда. После чего сел рядом с вагоном, и, пока пассажиры выходили, Дано видел, как он сидел, прижав одну руку к груди, а в другой сжимая ключ странной формы. Он дышал так же неглубоко и часто, как дышит сейчас мать Дано.
Это он заразил ее, думает Дано. Толстяк в желтом жилете заразил его маму и Билала. Кто знает, возможно, его отец тоже болен. Разве он не кашлял так же страшно и жутко, как и остальные, когда отправлялся с Лине за помощью?
Все же странно, ведь Дано стоял совсем близко от ремонтника и, по идее, сейчас тоже должен был валяться на бетоне, захлебываясь рвотой. Однако он совершенно здоров.
Только очень измучен и едва держится на ногах от усталости и голода.
Мама начала жаловаться на жару почти сразу же, как они покинули поезд. Вскоре после этого у нее начался кашель, она стала потеть, ее зазнобило, начались судороги. Всю дорогу Дано нес Билала на себе, а когда они наконец добрались до станции, отцу пришлось помочь матери взобраться на платформу, потому что сама она была уже не в силах этого сделать. Остальные пассажиры выглядели тоже неважно. Люди то и дело останавливались, садились на рельсы, хватались
