чистильщицы была дряблой и морщинистой, в черных и коричневых точках. Тейша легко коснулась ее кончиками пальцев.
– Сильней, – попросила старуха.
Девочка повела ладошкой.
– Еще.
Ладошка собрала в складки прохладную старческую кожу.
– Еще, аба?
Зейнаб долго молчала, прикрыв глаза.
– Нет, – наконец сказала она. – Годится. Мясо нарастет, а рука у тебя легкая. Вечером не вздумай заснуть.
Вечером багатуры, почтительно поклонившись Зейнаб, отбросили ткани, сдвинули ковры и поставили зеркало на специальную опору. Следом были сгружены мешок и короткая скамеечка. Старуха сошла с повозки, опираясь на плечо Тейши.
– Теперь смотри.
Зейнаб сдвинула служившую последней преградой прозрачную газовую вуаль, и закатное солнце вспыхнуло на гладком овале.
Горело костром небо, будто на углях запекались облака, чернела далекая земля и полоскал у войлочного шатра бунчук на копье.
– Красиво, аба, – сказала Тейша.
– А-ай! – раздражилась старуха. – Куда смотришь? Не на отражение смотри, на само серебро.
– На серебро?
Отраженное солнце слепило глаза.
Вглядевшись, Тейша заметила темные пятнышки, бегущие по краю зеркала.
– Правильно, – кивнула Зейнаб ее догадке, – это и есть наша забота.
Она развязала горловину мешка.
Струйка белого песка побежала на землю, но быстро прекратилась.
– Садись, – Зейнаб подвинулась на скамеечке. – Зачерпывай понемногу, води ладонью. Правая сторона – твоя.
Тейша села.
Песок оказался жирным, мягким, лип к коже. Искоса поглядывая на Зейнаб, девочка принялась повторять ее движения.
Рука ныряла в солнце и шла по кругу – маленькому и большому, и снова маленькому. Песок просыпался вниз, покалывая пальцы и у запястья.
Чистили молча.
За работой ладоней не было слышно ни дыхания, ни звуков вокруг.
Скоро плечо у Тейши налилось тяжестью, а поднимать руку от мешка стало больно. Но она лишь закусила губу.
Затем солнце и пятнышки пустились в хоровод, но это тоже было не страшно. Солнце зашло, и один из багатуров принес факел.
– А кто в него смотрится? – спросила Тейша, решившись. – Халиф? Или любимая наложница?
Зейнаб расхохоталась.
– Дурочка! В него не смотрятся, в него смотрят.
– А кто, аба?
– Люди. У тебя будет время узнать.
Случай представился через день.
Обоз миновал сонный караван-сарай и двинулся берегом высохшей реки к оазису Иль-Сатх. На полпути к нему конный дозор доложил о людях, перекрывших дорогу.
После второй чистки Тейша едва могла пошевелить рукой, и Зейнаб, покопавшись в узлах, наложила на плечо ей повязку с пахучей травяной мазью.
– Молодец,
