у твоего отца.
– Во всяком случае, так это называлось. У папы не было выбора. Они заплатили столько, сколько сочли нужным. Потом заставили всех съехать. Целую деревню.
Кови молча смотрела на Гиббса. Она не знала, что так бывает.
Он взял у Кови кусочек ананаса.
– Если поедешь в Лондон, то вернешься сюда, как думаешь? – спросила она.
– Не «если», а «когда».
Всякий раз, встречаясь с Кови, Гиббс настойчиво повторял, что для его будущего главное – это уехать с острова. Об остальном он подумает потом. В какой-то момент он перестал говорить только о своем будущем и начал говорить о жизни вместе с Кови.
Мы, стал он говорить. Мы.
Гиббс, плечи которого были столь же широкими и смуглыми, как ветви дерева гуанго.
Гиббс, от прикосновения рук которого по телу Кови разливался жар.
Отец Кови запрещал ей оставаться с парнями наедине, но Кови и Гиббс всегда находили для этого предлог. Плавательный клуб, дискуссионные группы, а летом репетиции перед празднованием Дня независимости. Они жили в городке, окруженном спокойными бухтами и густой пышной растительностью. Парочке тинейджеров несложно было найти место для уединения, и, подобно всем предшествующим поколениям, они были захвачены юношеской любовью.
Кови и Гиббс, рука об руку шагающие через буруны.
Кови и Гиббс, целующиеся в морской пещере.
Кови и Гиббс, льнущие друг к другу, исследующие тела друг друга и нашептывающие обещания.
Лин
Нелегко ему приходилось с Кови. Мало того, что она была девочкой. Когда Кови повзрослела, стало ясно, что она унаследовала глаза, грудь и зубы своей матери. Местные мужчины уже присматривались к ней, не говоря о жене одного из поставщиков Лина, которая, как все знали, была такой. Но хуже всего – то неуважение, какое дочь начала выказывать к отцу.
Когда подросшая Кови поняла, что мать не вернется домой, она стала проявлять непослушание, приходила из школы позже обычного. В последнее время она втолковывала Лину, что после школы занималась с подругой или ходила на дополнительную тренировку в бассейне, но он-то догадывался: дочка что-то скрывает. Войдет, бывало, в дом с тем особым выражением на лице, и Лину сразу ясно: тут замешан парень. Но Кови все отрицала.
Однажды вечером у Лина лопнуло терпение, и он схватил Кови за волосы. Вот тогда он и сообразил, что именно происходит.
– Что это? – вскричал он.
Конский хвост на голове Кови задубел от соли. Она снова плавала в море после школы. Лин запретил ей это, и все же глупая девчонка бегала на пляж после занятий. И лгала ему.
– Ты с ума сошла? – вспылил Лин. – Разве мы не говорили об этом раньше? Ты хоть понимаешь, что с тобой может случиться, если ты будешь ходить туда одна?
– Ничего со мной не случится, – ответила Кови, взяв манго и проводя острием ножа по его кожуре.
– И ты права, Ковентина. С тобой ничего не случится, потому
