площадь и краем сада, уже набирающего соки после зимы, через маленькую добротную улочку вышел на последнюю прямую. К цели до Опера он почти уже несся, в предвкушении встречи с Марией. Пробежав ступени, нырнул в фойе и, пытаясь пройти незамеченным мимо всегда узнававших его билетеров, приблизился к кабинету. Толкнув дверь, тихонько шагнул внутрь комнаты, которая была как бы проходной на пути к кабинету шефа, несколько большего и немного интереснее обставленного. Она сидела, склонив голову над бесчисленными бумагами. Естественно, что, привыкнув к постоянному передвижению разношерстной публики мимо нее, она ничего не замечала.
«Как же она становится похожей на матушку! – подумал он. – Такие же каштановые волосы, немного закручивающиеся, спускаясь к изящной шее, небольшой открытый лоб, выразительные брови. Такие же резкие губы. Единственное от отца – это глаза. Четко посаженные, миндалевидные, умные и добрые. Очень выразительные и говорящие. В них можно прочесть историю всей жизни. Да. Выдающиеся живые глаза.
– Дорогой, что же ты молчишь? – вдруг прервала раздумья сестра, уже метнувшаяся к нему. Ее объятья стоили двух лет разлуки. – Почему ты не сообщил о том, что приедешь? Давай выйдем ненадолго, выпьем кофе, – продолжила она.
Предупредив дежурного, она, взяв под руку Филиппа, повела его из здания направо, в ту часть площади, где была возможность присесть в бистро и спокойно поговорить.
Аромат кофе держал в напряжении все рецепторы, причем у каждого, кто здесь находился. Иногда табак пытался отнять на время пальму первенства, но это не особо получалось. Редкие попавшие сюда заморские сигары вместе с их обладателями пытались напомнить о себе. Здесь их игра не стоила свеч. Первая скрипка тут всегда и безоговорочно отдана божественному напитку. Уже третий раз за сорок минут приносили чашки с ароматным содержимым, и третий раз она закуривала свои тонкие сигареты.
– И почему ты молчал больше месяца? – продолжила сестра свой женский допрос. Она слегка наклонила голову, рассматривая его, и снова закурила.
– Ты понимаешь, редакция надавила, им нужен был новый образ Марселя с его причудами, и еще друзья просили помочь в одном щекотливом вопросе. Вот и замотался, – пытался оправдаться Филипп.
– Нет, просто у тебя слишком маленькое сердце для близких и слишком большое и открытое для остальных, – недвусмысленно уколола она. – Но я знаю, как ты отплатишь мне за потраченные нервы. Сделаешь мне приятное в следующие выходные, – она как бы совместила вопрос с утверждением. Но звучало это, конечно, мягко.
– Сдаюсь! Но не проси меня полюбить оперу, остальное – на твое усмотрение.
– Нет, опера ни при чем. Как твой роман? Ты нашел дальнейший мотив?
– Не спрашивай. Я в ступоре, не знаю, как связать некоторые действия с характером, а это важно, и следующий момент просел. Ты знаешь, мне не пережить третий конфуз! – Он запнулся. Да, это был его третий шанс и, похоже, последний,
