ектуальной издательской системе Ridero
Море
Город укутался в дым сигарет. Свет фонарей закупорил сетчатку.
Холод на лужах рисует портрет. Пальцы руки заползают в перчатку.
«Это не больно – всего пять минут "– шепчет январь, в застудившие уши. Тянется к горлу, накладывать жгут. – «Кроме меня никому ты не нужен». В легкие стелется карта дорог. Памятью в кожу вгрызается небо.
Где-то в груди застывает комок и превращается в твердое тело.
Город сопит, задыхаясь, в рассвет. Что-то мешает ногам спотыкаться. «Это чужие дома и кювет.» – шепчет январь эхом радиостанций.
Прямо на юг. Два квартала и парк. Дальше направо. Вокзал. Остановки. Старый бродяга попросит пятак. Псина лизнет сапоги с голодовки,
Вяло помашет облезшим хвостом. Касса. Билет. Ожидание. Люди.
Старый автобус мурлычет котом. Пар, как салфетка в стеклянной посуде, будет ложиться слоями на слой. Двинет колеса усталый водитель.
Город, проснувшись, запрет за собой. Вырвет кусок на небесном покрытии. Дальше дорога, дорога, поля, словно протертые простыни ткани.
Сосны, орешник, дубы, тополя…
Голос вокзала с охрипшей гортани.
Ноги вплетаются в серый асфальт. Ветер бушует. Январь замолкает. Время скрывает немой циферблат. Пахнет сосисками. Кофе. «Парламент». Горький, навязчивый, въевшийся вкус. Дым нарекает кафе недоступным. Дальше на запад. Изведанный курс. Два километра пешком. Небо мутно Гонит табун полусонных овец.
Ветер срывается радостным воем.
Два поворота.
Дороге конец.
Перед глазами открытое море.
«Письмо в бутылке»
Долго не помнила имени собственной боли,
Долго скиталась под парусом без маяка.
Жди меня лето чужое, жаркое вскоре
Я утону в твоих голубых облаках.
Жди меня солнце полуденной серой пылью
Перемешаюсь в твоих бесовских лучах.
Жди меня ветер, качая ростки полыни,
Выше держи косу, чтоб рубить с плеча.
Вот и закончилась повесть, свеча погасла.
Я не хочу, чтобы кто-то меня прощал.
Добрый мой Кит жертвой пал маякам на масло,
Чтобы светить всем вечно, как обещал.
В этой пустыни холодных лазурных красок
Только на дне обитает морская жизнь.
Пороховым, дымовым, водородным запасом
Жди меня лето, к причалу тесней прижмись.
Я утону в тебе, кожей в асфальт впитаюсь.
Каждой песчинкой тела в тебе растворюсь.
В тесных цепях фонарей заблужусь, потеряюсь,
После в зеленой травы покрывалах найдусь.
Жди меня лето и это письмо в бутылке.
Натрий мне лижет пятки и скалит зубы.
Нынче в твоих слезах я, но буду в улыбке,
Влагой поить без конца раскаленные губы.
«Море в твоих глазах»
Мой дорогой друг, ты далеко за
Солнца зашел круг. Море в твоих глазах
Греет чужой лед -котики спят в нем.
Шхуна с груди рвет якорь, ища дом.
Ветер летит в даль – знает, где ты ждешь.
Как же рукам жаль, были б они – дождь,
Были б они – снег, были б они – зной,
Их бы принес бег перистых над тобой,
Вылил б грозой вниз, высыпал из сна;
В пряди б твои вплелись, с плеч полились на
Линии судь-бы, стерли бы твой отъезд,
Выели суть бы с дальних чужих мест.
Вихрь твоих слов, звук обратив в пар,
Стаей льняных сов мне б донесли в дар.
Каждый бы твой шаг, линии сле-дов,
Нитью вплетая в шаль, по небу шли б до…
Как же рукам жаль, в них только смерть птиц.
В каждой дуге сталь тяжестью гнет ниц.
Мой дорогой друг, я не могу знать
Повесть твоих рук. как их теперь звать?
Как их теперь
